Вдалеке от дома родного

Ребята выдирали горох пучками, охапками относили его в сторонку и складывали небольшими копенками. Когда никого из взрослых рядом не оказывалось, они подсовывали под копенку рубаху и начинали топтать стручки ногами. Потом отбрасывали в сторону сухие стебли–плети и горстями рассовывали по карманам чистый, «обмолоченный» горох. Карманы в штанах были самосшитые — до колен, а то и ниже. Самим есть — время не пришло: сперва думали о голубях, а потом — уж о себе. Однако кинуть в рот горсточку–другую гороха все же никто не забывал.

Но вот наконец–то и «скрючили» горох. Теперь и отдохнуть можно.

Две старухи подвезли на телеге громадный бидонище парного молока (коровье стадо паслось неподалеку), и разомлевшие от работы, набившие горохом не только карманы, но теперь уже и животы, ребята накинулись на лакомое питье.

— Молоко! У-ух, в сам–деле молоко! — воскликнул Машка Бахвал. — Свежайшее! Ешь–пей, подходи! Хошь не хошь — все одно пей! Ведь забыли почти, какое оно и на вкус–то! А тут — бидон! Агромаднейший! Пей, хоть залейся!

— Я восемь стаканов выпил, — похвастал Рудька.

— А я одиннадцать! — _: блаженно сообщил Шахна и погладил ладошкой свой заметно раздувшийся живот.

— Бо–о–льше шести в меня не влезло, — тихо сказал Миллер. — Худой я, желудок маленький…

— Желудок! Культурненький ты очень! А в мое пузо пятнадцать влезло! — хохотнул Николай.

— Так ты ж вон какой длинный, хоть и тощий, — ласково пропел Гришка. — Тебе можно!

— Я тебе дам сейчас по «можно»! Вот погляжу, сколько ты гороху приволок!

Домой шли тяжелые, грузные, уставшие, немного одуревшие от обильной еды.

Несколько дней ребята проклинали и горох, и молоко, и свою жадность — у многих разболелись животы. Ольга Ермолаевна и Серафима Александровна посадили мальчишек на строгую диету — чай и сухарики. Фельдшерица пичкала их горькими порошками. Но все неприятное проходит, и вскоре ребята уже со смехом вспоминали свое молочно–гороховое обжорство, а некоторые даже начали клянчить у Шестакова «немножко гороху» из припасенного для голубей. Однако Николай был неумолим.

— И не тошнит вас от гороху? Недавно же пообъедались! — резонно замечал он и добавлял: — А голубей кормить чем? Зима впереди до–олгая! Зерна вот еще раздобыть надо — хоть пшеницы, хоть ржи…

— Достанем зерна, — уверяли Губач и Толька Лопата. — Голубей не меньше тебя любим.

— Вот когда достанете, тогда и разговор будет. Зерно скоро появилось.

…Шли последние дни лета, когда колхоз снова обратился в интернат за посильной помощью — подобрать в поле колоски, оставшиеся после уборки хлеба. Урожай надо было взять весь, до последнего зернышка, а рабочих рук не хватало: мужики на фронтах, а бабам одним не управиться — они и на уборке, и на молотьбе, и при коровах, и при свиньях. Овощи вот еще не убраны. Словом, дел невпроворот.

Несколько дней, с. утра и пока не начинало темнеть, ходили мальчишки и девчонки с большими мешками, в которых уместились бы сами с головой, по свежей стерне и подбирали с земли колоски. Искололи. руки, исцарапали ноги и натрудили поясницу, но поле оставили после себя чистым. Немало хлеба сберегли они колхозу, а значит, и Родине!

Нашелушили немного и для себя зерна из колосков. Губач и Лопата принесли Кольке Шестакову по полкепки чистой пшеницы и сказали: «Давай меняй на горох, как обещал». Николай отсыпал им по две горсти гороха: «Хватит пока с вас. А за пшеницу — спасибо…»

Как–то незаметно наступил сентябрь, и теперь по утрам, наскоро проглотив по паре вареных картошин да по куску хлеба, выпив по чашке несладкого чая, ребята снова отправлялись в школу. С обувью было туго, поэтому до самого сентября они бегали босиком. Теперь же всем выдали ботинки — кому новые, а кому и старые, ношенные в прошлом году, но еще целые.

Новую выдавали только тем, кто свою прежнюю обувь износил вдрызг.

Мальчишки и девчонки старались учиться на «отлично» и «хорошо». Правда, не всем это удавалось, но старались все.

Петька Иванов и в этом году учился только на «отлично», хотя домашние задания зачастую приходилось готовить среди невообразимого шума и гвалта в общей полутемной комнате при тусклом свете коптилки или старой, закопченной керосиновой лампы. Учебник — один на пятерых. Выручали хорошая память и то, что объяснения учителя на уроках он всегда слушал внимательно.

Сегодняшнее домашнее задание Петька постарался приготовить пораньше, засветло, чтобы до ужина успеть побродить по окрестным огородам. Теперь это было безопасно: стоял октябрь, урожай был снят, и местным жителям не приходилось бояться за свою морковь или брюкву. А мальчишки, ковыряясь в голых и черных грядках и междурядьях, иногда находили в земле случайно оставшуюся там морковину или свеклину, которые считались лакомством.

Мороз и солнце

По воскресным дням завтракали в десять, и по крайней мере до девяти утра можно было поваляться в постелях.

Вот и сегодня ребята не торопились одеваться.

В комнате старших было спокойно, а у младших стоял шум и гам — там шла подушечная баталия, затеянная Валькой Пимом и белобрысым Левкой Мочаловым.