Капитан почувствовал, что ему стало не по себе от этой страшной мысли. Никогда в жизни он не убивал — ни дельфина, ни даже зайца, — ни единого живого существа. Он и представить себе не мог, как это делается. Однажды он задумал утопить кошку, которая душила цыплят. Поймав злодейку, он сунул ее в мешок и понес к морю. На берегу привязал к мешку большой камень, сел в лодку и поплыл. Весла дрожали в его руках. Во рту стало скверно… Наконец он остановился, поднял мешок. Сквозь грубую парусину кошка вцепилась когтями ему в руку. Но он не разозлился, не вспылил и не бросил мешок за борт. Он положил его на дно лодки и дрожащими руками стал грести к берегу.
«Каково же убить человека?! — думал он в смятении. — Можно ли после этого спокойно есть свой хлеб, смотреть жене в глаза?» Были бы они бандитами или убийцами, издевались бы над ним, били по лицу, оскорбляли — ну, тогда другое дело. Но нет, это не такие люди…
Люто ненавидя их в эту минуту, капитан в глубине души не мог не признать, что они не злые люди. Кто поделится последним куском хлеба, последним глотком воды? Пожалуй, на всем побережье не найдется такого рыбака или моряка. Кто отдаст свои последние сигареты, купленные на собственные деньги? Кто станет заботливо перевязывать раны тому, кто затаил на него звериную злобу? Кто другой в подобном положении пустил бы их всех в тень, под парус? Только добрый, отзывчивый человек способен на это.
Капитан вздохнул и уселся поудобней. Нет, не следует так думать! От таких мыслей хорошего не жди, в них нет проку. Эти люди оторвали его от дома, отняли у него свободу, сломили его волю. За всю жизнь никто не причинил ему столько зла, как те, которые сейчас спокойно спали под навесом. Тогда зачем же вспоминать хорошее? Заслуживают ли они хоть малейшего снисхождения? Никакого! Абсолютно никакого!
«Нужно быть настороже, — твердил он себе. — И, самое главное, не распускаться. Если размякнешь — начнешь жалеть их, а там кое-чем и помогать. А им не помогать надо. Им надо вредить при каждом удобном случае».
Чем тяжелее положение, тем больше надежды на спасение. Только не позволяй себе размякнуть, держи сердце на замке, ни в чем не сочувствуй им!
Но как помешать? Разве остановишь ветер, надувший парус? Нет! Отведешь дождь? А если им посчастливится раздобыть пищу, разве сумеет он отнять ее? Тоже нет! Значит, единственно, что в его силах — это держать язык за зубами. Он знает многое, чего не знают они. Как, например, облегчить жажду? Нужно время от времени ополаскивать рот морской водой. Только ополаскивать, даже не облизываясь, и чем чаще, тем лучше. Он сам бы так сделал сейчас, если бы не глаза этого парня. Но ночью, в темноте, никто, возможно, не заметит. Они и понятия не имеют, как бороться с жаждой.
Не знают они и того, что лодка вовсе не стоит на месте. Медленно, но верно, ее относит на юг. Они не знают, какие здесь течения. Это очень хорошо и очень важно. Если безветренная погода простоит еще несколько дней, лодку отнесет так далеко на юг, что все их планы рухнут.
«Лишь бы не догадались, — думал он. — Если спросят, надо увильнуть от ответа». Из них только усатый знает море, и только он может догадаться. Но он плавал по другим морям, а на Черном не бывал. Это тоже хорошо. При случае можно будет сказать ему, что здесь — северное течение. У берега оно и в самом деле северное, но дальнее течение ведет к югу, к синей воде… Если вода станет синей, только он, капитан, поймет, что лодку отнесло к берегам Турции… Но ни слова не скажет об этом…
— Капитан, — тихо окликнул его сидящий на носу.
Капитан вздрогнул. Слабый румянец залил его лицо.
— Капитан, ты видишь что-нибудь на горизонте?
— Где?
— Вон там, правее… В открытом море…
Капитан всмотрелся вдаль.
— Нет ничего, — сказал он, хотя ясно увидел на горизонте еле заметный дымок и сразу догадался, что это пароход.
Сердце его радостно забилось. Чей бы ни был пароход, но он сулит надежду. Может быть, это румынский военный корабль, возвращающийся в Констанцу? Он сразу же возьмет их на борт. А может, грузовой, направляющийся в ближайший порт? Если он подойдет ближе, то лодку заметят. Конечно, им и пикнуть не дадут, но у людей на пароходе сразу возникнет подозрение: что ищет в открытом море эта одинокая лодка.
Как знать, что произойдет, но по прибытии в Варну или Бургас кто-нибудь из команды или пассажиров наверняка сообщит о лодке. Только бы пароход не прошел стороной, на север или на юг. Догадаются ли в Варне о случившемся, если узнают, что в открытом море обнаружена лодка? Пожалуй: ведь Адамаки небось с утра волнуется за свою пропавшую моторку. И как не волноваться! Курортники собрались, ждут на пристани, а лодки нет и нет.