Вдали от берегов

Демонстрация увенчалась полным успехом. На следующий же день из Софии прибыл какой-то лысый полковник и учинил расследование. Ребятам выдали все положенное. Начальника училища перевели в Бургас. Но троих учеников для острастки исключили, в том числе и Аиста.

Парень в башмаках успокоился. Из училища ушел единственный свидетель его позора. Но вдруг он успел рассказать о нем другим? Вряд ли! Товарищи держались с ним по-прежнему — свысока, снисходительно… Только через несколько лет он сумел стать им ровней и даже выдвинулся вперед. В конце концов он оказался честным парнем, и его признали хорошим товарищем.

С тех пор прошло много лет, но капитан избегал встречи с Аистом. Он знал, что, хотя Аиста исключили, он все же стал моряком и служит капитаном на фелюге, ходившей в Констанцу и даже в Пирей.

Когда капитан видел у причала знакомую фелюгу, он старался не выходить на пристань. Если замечал, что Аист завернул в корчму, то сам уже шел за сигаретами в лавочку.

Аиста знали и любили на всем побережье. Про него говорили, что он настоящий моряк, что ему все нипочем. Не было случая, чтобы во время шторма он выбросил за борт хоть мешок древесного угля. Кораблевладельцы наперебой зазывали его к себе, хотя и знали, что он коммунист.

Это еще больше смущало капитана.

И все же однажды они встретились.

Это произошло как-то зимой, на именинах у общих знакомых. Увидев его, Аист добродушно усмехнулся и подал руку. А потом, когда все чокались, он протянул к нему свою рюмку.

Узнал ли он его? Или, может, то давнишнее событие изгладилось из памяти? Простил он его или просто притворялся, что забыл прошлое?

Истины капитан так и не узнал и старался даже не думать об этом. Весь вечер он делал вид, что ему хорошо и весело, но ни разу не посмел взглянуть Аисту в глаза.

Ему было стыдно перед Аистом! Это был единственный человек, которому он не смел взглянуть в глаза!

Единственный ли?

Теперь к нему, кажется, придется прибавить печатника. А, может, не только печатника, но и всех остальных… Да, всех… И студента, и далматинца, и этого задиристого… Стефан, что ли, его зовут… Эти два дня Стефан смотрел на него так же, как Аист тогда!..

Но простит ли он его когда-нибудь, как простил Аист? Ну уж, нет!.. Стефан не забудет, он злее.

Капитан радовался, что мрак надежно укрывает его от глаз Стефана. Мрак, окутавший море и скрывший далекие горизонты. Мрак, редеющий в слабом свете луны, уже поднявшей над морем половину своего изящного серпа.

Сейчас луна ползет по небу все выше и выше, тонкая и бледная, почти невидимая, и кажется то слабой царапинкой на закопченном до черноты небе, то легким подхваченным ветром перышком чайки. Она прозрачна, как маленькая медуза, чистая и матовая, как морская ракушка. И все же она светит, мрак бежит от нее. Под ее грациозным, нежным изгибом по морю растекается серебряная лужица, и оттуда к затерянной в морском мраке лодке протягивается узкая лунная дорожка, такая же чистая и призрачная, как сама луна…

Капитан не мог заснуть. Не спалось и остальным. Одни лежали на дне лодки и глядели на звезды, другие, кажется, вообще ничего не замечали вокруг. Капитан смотрел на луну и на лунную дорожку. Ему хотелось подольше сохранить в душе ощущение этого светлого покоя.

Незаметно проходили часы, а он все смотрел и смотрел, наслаждаясь возникшим чувством легкости и свободы. Он забыл голод и иссушившую тело жажду, забыл свои страхи и тревоги и только всматривался в разгорающийся впереди свет.

Миновала полночь. Серебряная лужица растекалась во всю ширь, но свет ее стал бледнеть, а очертания таяли во тьме. Скоро от нее не останется и следа.

Внезапно капитан приподнялся и пристально вгляделся вдаль. Странное дело, лунное отражение не исчезло, — наоборот, оно стало разрастаться. Светлое сияние затрепетало, сгустилось, приобрело зеленоватый оттенок и уже не стояло на одном месте. Луна оставалась неподвижной, а ее отражение, словно по волшебству, медленно перемещалось с севера на юг, прямо к ним. На гладкой поверхности моря оно сверкало тысячами бликов, колыхалось, трепетало. Ожила мертвая, неподвижная вода, мерцающие отблески надвигались на лодку.

Уж не сон ли это?

Капитан пошарил в темноте и ткнул пальцем босую ногу далматинца.

Милутин тотчас приподнял голову, словно давно ждал этого знака.

— Косяк! — тихо сказал капитан.

Далматинец не сразу понял.

— Какой косяк?

— Рыб! Целый косяк!

Далматинец глянул за борт и сразу понял, в чем дело. Теперь они оба смотрели, как бурлило и фосфоресцировало море. Косяк приближался, рос на глазах, заливая горизонт мерцающим сиянием.

— Большой косяк! — сказал далматинец.

— Сейчас увидишь! — кивнул капитан. — Это еще только начало!

Теперь уже все приподнялись с мест и с удивлением смотрели на редкое зрелище. Косяк двигался очень быстро, все разрастаясь и разрастаясь. Вода буквально кишела миллионами рыб, фосфоресцирующие блики сплетались в какой-то неистовой, мифической пляске.

— Крупная рыба! — сказал капитан. — Тунец или луфарь!

— Нельзя ли поймать парочку? — возбужденно спросил Крыстан.

— Чем? Голыми руками? — скептически заметил капитан.