Вдали от рая

Неужели дело подпортила Лида? Он действительно не убивал ее намеренно, но сейчас жалел о том: надо было убить аккуратнее, продуманнее и, главное, раньше. Каким-то образом Лида, оказывается, все-таки успела заронить в сердце Веры семена любви к себе и ненависти к отцу. А может, постаралась теща? О, ведьма! Богомолка со сладенькой улыбочкой, чернее самых омерзительных деревенских ведьм! Что успела наговорить ей Лида? Что они вдвоем напели девочке? После смерти жены он предпринял все меры предосторожности. Для начала отправился в милицию, прихватив с собой записку, про которую кто угодно сказал бы, что она написана рукой Лиды – в числе навыков, которыми Волковской овладел за свою долгую жизнь, умение очень ловко подделывать чужие почерки занимало явно не последнее место. В записке сообщалось, что написавшая ее женщина просит у мужа прощения за то, что полюбила другого, уезжает вместе с ним и выражает надежду, что муж сумеет как следует позаботиться о дочке. Как Дмитрий и рассчитывал, в милиции не сочли записку достаточным основанием для того, чтобы объявить Лиду в розыск, но покинутый муж разыграл перед представителями власти целую сцену и вытребовал у них письменный документ об отказе. Впоследствии этот документ очень ему пригодился. Лиду, точнее ее тело, так и не нашли, во всяком случае, об этом не стало известно, но заподозрить в чем-либо ее любящего и так страдающего супруга, отца, на которого мать-кукушка бросила дочь-младшеклассницу, никому и в голову не пришло.

А дальше Волковской постарался обрубить все нити, связывавшие внучку с бабушкой. Дал в деревню телеграмму (их неграмотной теще всегда читала соседка), чтобы в этом году не ждали Лиду с Верой – якобы они на все лето уезжают гостить к знакомым, на море. А потом и вовсе переехал в Москву, специально не оставив никаких координат. Ему доставляло огромное удовольствие воображать себе, как старуха топает за четыре километра на почту, заказывает телефонный разговор с Ленинградом и вдруг узнаёт, что такие тут больше не живут, переехали, а куда – неизвестно. Расчет оказался верен – конечно, у темной деревенской бабки не хватило ума разыскать их в огромной столице, даже если и пыталась, то ничего не получилось. Непонятно только, каким образом несколько лет назад Веру разыскало извещение о ее смерти… Но это случилось много позже. А тогда, при переезде, Дмитрий стер у Веры из памяти большинство воспоминаний о бабке, оставив лишь пару идиллических картинок. Не надо было этого делать! Нужно было заставить ее полностью забыть и о бабке, и о матери…

И это не единственная ошибка, которую он совершил! Какой черт дернул его столько лет хранить это роковое кольцо? Зачем он содрал его с остывающего Лидиного пальца перед тем, как завернуть тело в огромный кусок оставшегося от хирургических носилок и вдруг пригодившегося брезента? Затем, что такое кольцо могло бы помочь опознать в трупе, который он утопил с привязанными к рукам и ногам камнями в одной из многочисленных рек Ленинградской области, его жену? Да, конечно, и это тоже… Но истинная причина, почему он не мог уничтожить этот предательский предмет, заключалась, честно признаться, в болезненных воспоминаниях Митеньки Волковского. В том, что все эти бриллианты и золото, эти сверкающие игрушки, которые копил он на протяжении долгих – слишком долгих для одной человеческой жизни – лет, были для него не просто украшениями, а символами свободы. Той свободы, которую можно себе позволить, только если богат. Если припасено кое-что в чулке на черный день, как говаривала его покойная мать… Копить деньги? Бессмысленно: денежные символы обесцениваются слишком быстро, в последнее время – даже еще быстрей обыкновенного. Золото ценнее. А если оно облагорожено искусной работой, есть возможность по прошествии многих лет продать его за несравненно большую цену, нежели оно было куплено. Отец Лиды был прекрасным ювелиром, и Волковской надеялся, когда вся история забудется, выгодно продать его свадебный подарок…

Волковской сам не заметил, как от мыслей о дочери перешел к мыслям о драгоценностях. Это неудивительно: последние занимали его гораздо сильнее, и думать о них было приятнее… А Вера? Взбрыкнет и вернется. Попросит прощения и снова станет покорной дочерью, какой была всегда…

В самом деле, не преувеличивает ли он размеры бедствия? Сомнительно, чтобы дочь, всегда такая послушная и исполнительная, стала бы умышленно вредить его делу. И, конечно, она давно забыла мать; она, в конце концов, никогда не любила ее такой уж сильной любовью, предпочитая отца. Ничего страшного! «Пройдет и это», – гласила мудрая надпись на кольце царя Соломона…

Так успокаивал себя Волковской. Потому что всерьез задумываться о некоей противостоящей ему силе, которую он сегодня почти физически ощутил на себе, было бы слишком страшно…

Глава седьмая, в которой Виктор принимает важное решение