Вдали от рая

Переводчик скрючился еще сильнее, на глазах превращаясь в пережаренную шкварку. Волошин перевел взгляд на остатки особняка, на все еще льющуюся сверху струю воды…

«А почему это так не нравится господину Гвадалуччи? – мелькнула у Волошина неуместно ерническая, словно бы не ему принадлежащая мысль. – Он же итальянец, значит, должен любить всякие развалины, водопады…»

Господин Гвадалуччи продолжал ругаться на своем языке и ожесточенно жестикулировать. Наверное, ему тоже было неприятно, что придется расторгать свежезаключенный контракт. Но что значили его неприятности по сравнению с убытками, которые понесет «АРК»! Непривычное чувство охватило вдруг Виктора, стиснуло его в горячей ладони: ему неожиданно страстно захотелось, чтобы мерзкий итальяшка заткнулся. Сейчас же! Любой ценой! Иначе он его сам заткнет! Отступив в сторону груды обломков, Волошин нагнулся. Под руку попался осколок стекла – вытянутый, треугольный, похожий на сверкающий кинжал. Если воткнуть его со всего размаха в горло – в это смуглое, аккуратно подбритое, с подпрыгивающим кадыком горло, – брызнет кровь. Красным фонтаном рванется она, дополняя поток льющейся сверху воды…

Под ногами прощально звякнуло, выпав из обессиленной руки, стекло. Виктор с недоумением смотрел на собственную ладонь, которую пересекала царапина. Образ господина Гвадалуччи, падающего с осколком стекла в сонной артерии, был настолько красочным и отчетливым, что Волошин точно знал: еще немного – и свершилось бы непоправимое.

«Господи, что со мной? Что это на меня вдруг накатило? Я ведь его чуть не убил!»

«Убил бы – и правильно сделал, – отозвался из глубины души какой-то незнакомый, низкий, темный, одновременно принадлежащий и не принадлежащий ему самому голос. – Нечего позволять всяким Гвадалуччи издеваться над собой!»

Усилием воли Волошин загнал вглубь подымающийся изнутри морок. Тот неохотно отступил, но обернулся тупой, ноющей болью в сердце. Виктор, как мог, игнорировал боль, старался отключиться от нее. Через переводчика он устанавливал детали происшедшего, пытался что-то обсудить, смягчить условия – но и без того было ясно, что он потерпел поражение.

Еще вчера мир был прекрасен. Он поворачивался к Волошину лучшими сторонами. Наверное, лишь оттого, что худшие он приберегал для этого, едва начавшегося, понедельника. Сначала исчезновение Веры, теперь катастрофа с особняком, разыгравшаяся перед глазами картина убийства и тупая боль в сердце.

Из Большого Гнездниковского проехали в офис «АРКа», где битва сторон продолжилась уже с участием юристов. Потерявшие всякую надежду на отпуск Сашка и Валера нервничали и злились. Аллочка Комарова непосредственно в этом сражении не участвовала, однако как глава бухгалтерии была на подхвате. И когда Волошин видел ее, ему казалось, что в подрагивании длинных, безукоризненно накрашенных ресниц кроется непонятное удовлетворение. Словно ей нравилось, что неверного возлюбленного постигло возмездие…

«Что за чушь! Она не может ничего знать про Веру! Да и чему ей тут радоваться? Она ведь сама пострадает… с денежной стороны… Зачем ей это?»

«Не зачем, а почему. Потому что она – подлая тварь, – подкинул ответ все тот же, исходящий из неизведанной глубины голос. – Хоть себе в ущерб, а мужику подгадит! Все они, бабы, подлые твари. А особенно Вера, которую ты все еще хочешь найти…»

Сердечная боль ушла. Зато запульсировало что-то в висках – не боль, не раздражение, а что-то опять-таки непонятное. Словно некий новый, глубинный и темный Виктор Волошин, которого он в себе не знал, застучал изнутри молоточком, напоминая о себе… Волошин отер виски носовым платком, который моментально стал мокрым – хоть выжимай. Виктор был как будто пьян или находился во сне, видел мир сквозь туманную пелену и не всегда понимал, что происходит. Вроде бы говорил с кем-то по телефону, вроде бы давал какие-то распоряжения Ниночке, вроде бы подписал несколько принесенных Аллочкой бумаг… Но что это были за документы, что именно он приказал делать секретарю и кто были его собеседники, Виктор не помнил…

– Витя, – негромко проговорил, наклонясь к нему, Гордин, – на тебе лица нет… Шел бы ты домой, сегодня можешь отдохнуть.

– Нет, Валер, нельзя! Итальянцы…

– Итальянцы уже уехали.

Глазами, перед которыми плавал туман, Виктор обвел свой кабинет. Да, и вправду уехали… Когда? А он и не заметил… Что-то сегодня было не так с окружающим миром. Он дробился на кусочки, которые тасовались в свободном порядке – совершенно не так, как ожидал Волошин.

– Езжай домой, Вить. И прими чего-нибудь от сердца. А то такая жара, плюс к ней такое потрясение – мало ли что…

«Заботится… Или делает вид, что заботится. На самом-то деле небось думает, какой му… мудрец этот Витька: вместо крупной выгоды устроил фирме крупные же неприятности. А может, как Комарова, в глубине души радуется моему поражению. Я всегда был самый удачливый! Удачливее их всех! А теперь…»

Не поблагодарив Валеру за участливые слова, даже не попрощавшись, Волошин вызвал такси и грузно вышел из кабинета.

«Как же темно… Темно и страшно…»