Вдали от Рюэйля

Он провел их в столовую. На столе стоял торт, весь в креме и мороженом, а также бокалы, тарелки и приборы на троих. Жинетта и Пьеретта сели, а Линэр полез в буфет за бокалом и прибором для Жака. Пьеретта, сложа руки, выглядела очень послушной девочкой. У нее на ногах были длинные, до колен, гольфы. А на лице совершенно беспристрастное выражение. Линэр посматривал на нее украдкой, не осмеливаясь задержаться взглядом. Он слегка дрожал, ставя на стол тарелку, вилку, ложку. Жак тоже посматривал на Пьеретту. Он понимал, почему Линэр влюблен. Жак был еще слишком молод, чтобы влюбиться в столь хрупкую девчушку, он предпочитал блондинок с сочными формами, таких, как Сюзанна или мадам Бапоно, но в общем-то и Пьеретта была не лишена очарования. Жинетта непринужденно положила ногу на ногу, но Жак угадывал в ее глазах беспокойство и даже смятение.

— Хотите кусочек торта? — внезапно спросил Линэр. — Вы любите сладости?

— С удовольствием, — сказал Жак.

— Я его разрежу, — сказала нетерпеливая Жинетта.

— Могу предложить вам лимонад, — сказал Линэр. — Я подумал, что для мадемуазель…

Он чуть склонился к Пьеретте, раскатывая губы в улыбке.

— Ничего плохого в лимонаде я не вижу, — сказал Жак.

— А мне он даже нравится, — сказала Жинетта. Жажду утоляет.

— Я надеялась, что будет шампанское, — сказала негодница Пьеретта.

Жинетта пнула ее под столом.

— Ай, — айкнула девочка.

Жак подмигнул и одобрительно закивал головой.

— Шампанское! — воскликнул Линэр. — Шампанское! Я об этом не подумал. Обещаю вам, в следующий раз будет.

— Вот видишь, — сказала сестре Пьеретта.

Жинетта раскладывает куски торта. Все начинают облизывать ложки. Линэр смотрит на Пьеретту и не упускает из виду ни одной крошки. Время от времени поглядывает на гольфы. Это волнует его еще больше, чем крем, хотя он и взбитый.

Жак незаметно подает знак Пьеретте, и та неожиданно и звонко спрашивает:

— Мсье Линэр, а мадам Линэр, как она себя чувствует, мадам Линэр?

В смятении Жинетта роняет кусок торта на ковер.

И извиняется: «Ой! Извините».

И соскребает крем ложкой, топорща ковровый ворс.

Линэр смотрит на Жинетту:

— Она чувствует себя хорошо. Спасибо. Она уже легла. Она ложится рано. Она так привыкла. Она ложится рано. Она уже легла. Спасибо. Она чувствует себя хорошо.

— Мадам Линэр рано ложится по собственному желанию, — спрашивает Жак, — или это вы ей советуете из гигиенических соображений?

— Вне всякого сомнения, для здоровья правильно ложиться рано, — степенно отвечает аптекарь.

— А мы и не сомневались, — говорит Жак.

Пауза для ликвидации грязных тарелок, после которой Линэр, глухо кашлянув, задает следующий вопрос:

— Но мсье… мсье?

— Сердоболь, — говорит Жак.

— Мсье Сердоболь, вы только что сказали, что работаете у Бапоно? Я не ошибся?

— Точно. Я — химик.

— Работа продвигается?

— Продвигается. Мы разрабатываем несколько новых препаратов. А еще я провожу индивидуальные исследования.

— Это он вас сюда прислал?

— Кто? Куда?

— Бапоно. Ко мне.

— Зачем ему меня куда-то посылать?

— Ладно, не стройте из себя идиота.

Линэр говорит это раздраженным тоном. Жак резко встает, чуть не опрокинув стул.

— Мсье, — произносит он дрожащим голосом, — мсье, я никогда никому, даже пожилым аптекарям, не позволял называть себя идиотом.

Девочки смотрят на него восторженно, Линэр — устало.

— Мсье Линэр, — продолжает Жак, — людям, которые называют меня идиотом, я обычно бью морду.

— Он был чемпионом Парижа среди любителей, — шепчет Жинетта.

Это было сказано в адрес Линэра, для справки. Но аптекарь не испытывал страха. Он не знал, что такое бокс, он не дрался вот уже сорок пять лет и посему воспринимал сказанное не как гипотетический мордобой, а всего лишь как пустые слова.

— Я могу принести вам свои извинения, — пропел он с безразличием. — Но сначала сядьте и прекратите так кричать.

— Я принимаю ваши извинения, — сказал Жак.

Он сел.

— Итак, я продолжаю, — сказал Линэр. — Вас сюда послал Бапоно.

— Нет.

— Вы пришли не за эликсиром? Бапоно давно на него имеет виды.

— Я сопровождал этих барышень, — сказал Жак.

Линэр насупился:

— Вы вмешиваетесь в то, что вас не касается.

— Я не хотел быть нескромным.

— Однако вы нескромны, черт возьми! Вы нескромны! Я вас не приглашал, черт возьми, черт побери!

Линэр разозлился. Это было не только слышно, но и видно: по тому, как топорщилась его борода и морщились уши, первая подобно листве, которую колышет ветер, вторые подобно глади озера, которую волнует бриз.

— Не понимаю, в чем именно заключается моя нескромность, — ответил Жак. — Вы можете запросто беседовать с этими барышнями в моем присутствии. Полагаю, у вас ведь нет никаких секретов?

— О нет, — сказала Жинетта.

— Каких секретов? — спросила Пьеретта.

Она теребила один из гольфов, тот, что все время норовил сползти гармошкой. Линэр искоса поглядывал.

— Пьеретта, — строго произнес Жак, — оставьте в покое ваши гольфы.

Девочка улыбнулась и повиновалась. Линэр, перестав коситься, разинул рот.

— Вы же знаете, что я работаю секретаршей у Бапоно, — сказала ему Жинетта.