Вдали от Рюэйля

— Я тоже буду работать у Бапоно, — сказала Пьеретта, разглядывая свои ногти, которые пока еще не решалась красить, но уже и не грызла.

— Кроме того, — сказал Жак, — я работаю над средством против колорадских жуков.

И добавил торжественно:

— Тяжкий труд.

Затем, доверительно:

— А еще я пытаюсь вывести породу гигантских вшей.

— Удачная идея, — мрачно отозвался Линэр.

Он встал. Направился к буфету:

— Желаете дижестив[98]? Для барышень у меня есть кое-что легкое. Мсье Сердоболь, вы выпьете рюмку марка?

— Разумеется, — сказал Жак.

— А мне можно попробовать марка? — спросила Пьеретта.

— Нет, — ответил Жак. — Возможно, в другой раз.

Линэр разносил напитки.

— А вы знаете, у нас создана театральная труппа, — сказала ему Жинетта. — Я играю роль Селимены в «Мизантропе»[99].

— Очень хорошо, очень хорошо.

Он уже не слушал, о чем говорили вокруг.

Пьеретта непонятно от чего хохотнула. Жак продолжил:

— Я направлялся к вам, дабы переговорить с вами об одном деле, а этих барышень встретил у ваших дверей. Поскольку они мне сказали, что я им не помешаю, я подумал, что не помешаю и вам. Меня не касается, зачем вы приглашаете этих барышень к себе на торт после киносеанса, хотя, как руководитель «Блистательного Театра»[100], я обязан присматривать за членами своей труппы, в частности за Жинеттой. В сей поздний час она уже давно должна была бы спать, а не болтаться с визитами к горожанам.

— Я могла бы прийти и одна, — сказала Пьеретта, потупив взор.

Линэр что-то пробурчал, но его не услышали.

— Ведь я уже хорошо выучила свою роль, — сказала Жинетта.

— Речь идет совсем не об этом, — сказал Жак, — а о том, почему я очутился здесь. Жинетта, вы не возражаете, если я поговорю с мсье Линэром прямо сейчас?

— Не имею ничего против, — сказала Жинетта.

— Я — тоже, — сказала Пьеретта, подтягивая гольфы.

— Оставьте в покое ваши гольфы, — сказал Жак.

— Ничего предосудительного в этом нет, — вдруг язвительно брякнул Линэр.

— Мсье Линэр, — объявил Жак, — я пришел к вам по поводу эликсира «Беспечный скворец». Это уникальное лекарство, которое может сделать вас богатым, но…

Он замолчал, чтобы посмотреть, какое выражение лица будет у Линэра, но аптекарь обошелся без выражений.

— Но, — продолжил Жак, — до настоящего времени вы даже и не думали разрабатывать это замечательное открытие современными методами.

Линэр даже не пошевелился, Жак продолжил:

— Кроме того, распространение знания о лекарстве столь эффективном против болезней столь опасных стало бы делом весьма гуманным.

Жак продолжил:

— Короче, двойная выгода. Выгода для вас, выгода для человечества.

— Уже, — ответил Линэр, — лет пятнадцать, как Бапоно мне про это талдычит. Да плевать ему на человечество! Им движет одно тщеславие! Не хочет оставаться в ветеринарии, хочет пролезть в фармацевтику. Этот выскочка считает ее более изысканной. Так вот, плевал я на его тщеславие. Пусть остается в ветеринарии! Так ему, подлецу, и надо!

— Хорошо, а как же быть со мной? Ведь я же не Бапоно.

— Вы работаете на него.

— А если бы я на него не работал?

— А кто вы такой вообще?

— Друг этих барышень, — сказал Жак, широко улыбаясь.

Пьеретта прыснула со смеху, а ее сестра принялась внимательно рассматривать одну из фарфоровых ваз, украшавших камин, конкретно ту, что справа.

Линэр пожал плечами, придвинул свой стул к стулу Пьеретты и добродушно сказал:

— Нигде нет покоя. Приходят и надоедают даже в собственном доме. Я ни у кого ничего не прошу, пусть оставят меня в покое с моим эликсиром, который я продаю, как мне хочется и кому хочется. Ах!

Он повысил голос.

— Ах! Вы хотите прославить мой эликсир? Большое спасибо! Чтобы потом начались бесконечные неприятности. Большое спасибо! Мне все это уже знакомо. Видите ли, мсье Сердоболь, вы молоды, вы, похоже, не глупы, вы меня поймете. Представьте себе, в двадцать восемь лет я открыл лекарство, которое могло окончательно излечивать близорукость: всего лишь несколько капель, и уже не нужны очки. Могу даже вам сказать, из чего я готовил этот миопицид[101]: из малабарских бобов[102]. Итак, всего лишь несколько капель, и уже не нужны очки. Добавлю: уже не нужны окулисты, уже не нужны оптики. А значит: разорение для всех окулистов и всех оптиков. Так вот, мой дорогой мсье Сердоболь, за эту историю я чуть было не заплатил слишком дорого: о-ля-ля! своею жизнью! Всего-навсего. Меня хотели убить. Прекрасно. А продавцы черепаховых оправ хотели отрезать мне уши! Когда я все понял, то сразу же похерил свой миопицид и приехал сюда, в это тихое место, где просто и бесхитростно начал производить эликсир.