Вдали от Рюэйля

— Ну уж поменьше, чем у меня, — говорит де Цикада.

— Лу-Фифи, не хвастайся, — говорит Тереза.

— У меня тоже они были, — говорит Люлю Думер, — когда я была маленькой.

— У меня — в школе, — говорит Тереза.

— У меня — в армии, — говорит де Цикада.

— Возвращаюсь я как-то домой. А мать мне и говорит, Люлю, до чего же ты растрепанная. Причесывает меня. И что же обнаруживает на расческе? Вошь. Причем не одну.

— А мне мать все время говорила, Тереза, что ты все время чешешь голову? Потому что я действительно чесала себе голову. Наконец, она посмотрела, что у меня в волосах. Бог ты мой, сказала мама, да ведь это же вошки!

— А я в армии как-то опускаю рассеянный взгляд на свою тумбочку.

— Меня обмазали какой-то жирной мазью, и она испачкала мне всю подушку.

— Мне выбрили наголо голову и натерли каким-то черным мылом. Было больно, я плакала. А потом надо мной смеялись девчонки, и мальчишки тоже.

— И что же я вижу на этой самой тумбочке?

— В конце концов, всех вшей извели, но потом мне пришлось спать на вонючей подушке.

— Не весело девчонке ходить с бритой головой.

— Но эта вошь была не моя, она перебежала ко мне от соседа, очень неряшливого парня, которого непонятно почему звали Трескаль.

— Странные твари, — замечает Люлю Думер. — И зачем их только Бог создал?

— Это еще что, — замечает де Цикада, — вы знаете только вшей телесных. А если бы вы, как и я, познакомились с бельевой вошью, так вот от нее, дети мои, от нее, милые мои, нет никакого избавления. Приходится убивать их поодиночке или кипятить всю одежду, а это дело нешуточное.

— Проще всего, — говорит Тереза, — давить их ногтем.

— Они при этом хрустят, фу! — поморщилась Люлю Думер.

— Все насекомые хрустят, когда их давишь, — заметила Тереза.

— Люди тоже хрустят, когда их давишь, — заметил де Цикада. — Представь, малышка, что тебя кладут под копер, и если он на тебя упадет, ты тоже хрустнешь.

— Какой ужас! — воскликнула Люлю Думер, поправляя непослушный локон.

Тереза внимательно приглядывается к де Цикаде добрых пять минут, после чего спрашивает:

— С тобой все в порядке?

Де Цикада не отвечает. Тереза переспрашивает:

— Лу-Фифи, с тобой все в порядке?

Вот уже добрые пять минут он выглядел как-то странно. Он мрачнел. Черты его лица обострялись, удлинялись, вытягивались. Люлю Думер ничего не замечала, потому что была не в курсе.

— С тобой все в порядке, Лу-Фифи?

Он трясет головой, что означает «нет». Он дышит совершенно ненормально. Говорить не хочет. Может быть, даже не может. Может быть, даже если бы захотел.

— Хочешь, я сделаю укол?

Он трясет головой, что означает «нет». Теперь он сидит согнувшись, упираясь руками в колени.

— Зря. Ты же сам знаешь, что каждый раз все заканчивается уколом.

Она поясняет Люлю Думер:

— Он каждый раз думает, что онталгия быстро отпустит, но она не отпускает, он каждый раз надеется, ждет до последней минуты, но в итоге все равно приходится прибегать к наркотикам.

Люлю не очень врубается в то, что происходит, но ей становится не по себе. Она боится, что дядька шлепнется на пол и изо рта у него потечет слюна, как это иногда случается с людьми на улице.