Вдали от суеты (ЛП)

   Он преследовал меня всюду, пока, наконец, не надоел мне настолько, что, в одним прекрасный вечер, я уехал в один отдаленный город, в надежде избавиться от него. Спустя две недели я вернулся домой, было около часа ночи. Но стоило мне только улечься в постель, как раздался звон дверного колокольчика. Я выглянул; на пороге стоял Ганн и еще один человек. Мистер Ганн заметил, что ожидал моего возвращения, и подумал, что я вернулся именно за тем, чтобы получить страховой полис. Он сказал, что привел с собой доктора, что тот меня осмотрел на предмет заключения договора, не откладывая дела в долгий ящик. Я был слишком возмущен, чтобы ответить. Я с шумом захлопнул окно и лег спать. Когда после завтрака я открыл входную дверь, то оказалось, что мистер Ганн и врач сидят на крыльце, ожидая моего выхода. Они провели здесь всю ночь. Стоило мне выйти, как они тут же схватили меня и попытались раздеть прямо на тротуаре, чтобы учинить осмотр. Я вырвался и заперся на чердаке, отдав строгий наказ никого не впускать в дом, пока я не спущусь вниз.

   Но Ганна оказалось не так-то легко сбить с толку. Он арендовал дом по соседству, и расположился в прилегающем к моему чердачном помещении. Как только он обосновался, то сразу начал стучать в перегородку и вопить: "Ей! Вы меня слышите? Как насчет полиса? Не хотите ли получить его прямо сейчас?" После чего поведал несколько бородатых анекдотов о людях, померших сразу же после выплаты первых взносов. Но я старался не обращать на него никакого внимания и не производить ни малейшего шума. Он на некоторое время замолчал.

   Внезапно дверь моего чердака, ведущая на крышу, была сорвана; взглянув наверх, я обнаружил Ганна и доктора, с ломом и таблицами для страхования, намеревающимися спуститься ко мне по лестнице. Я сбежал из дома и спрятался в пресвитерианской церкви, располагавшейся рядом, заплатив пономарю двадцать долларов, чтобы он позволил мне забраться на шпиль и обосноваться там. Я обещал ему еще двадцать долларов, если он никого не пропустит к этому шпилю в течение недели. Благополучно водрузившись на высоте триста футов от земли, я, наконец, почувствовал комфорт при мысли, что оставил Ганна с носом и решил, что останусь здесь, по крайней мере, на месяц.

   Примерно через час, в то время, как я любовался прекрасными видами, раскинувшимися на западе, я вдруг услышал неясный шум по другую сторону шпиля. Я огляделся и обнаружил мистера Бенджамина П. Ганна, подкрадывавшегося ко мне с другой стороны шпиля на воздушном шаре, в сопровождении врача и таблиц страхования жизни по системе Тонтина. Как только Ганн достиг шара, на котором я сидел, он закрепился на шпиле и устроил мне допрос: в каком возрасте умер мой отец, и не жаловалась ли какая-либо из моих тетушек на болезни печени.

   Не тратя попусту время, я сполз с колокольни на землю и первым же поездом уехал из Миссисипи Валлей. Через две недели я уже был в Мексике. Я решил осмотреть местность и оттыкать какое-нибудь дикое место в горах, куда Ганн ни за что на свете не решится сунуться. Я сел на мула и заплатил проводнику, чтобы он провел меня к вершине вулкана Попокатепетля. У подножия горы мы были в полдень. На подъем затратили около четырех часов. Когда до вершины оставалось совсем немного, я услышал голоса, и, когда обогнул преграждавшие видимость валуны, то обнаружил мистера Бенджамина П. Ганна, сидящего на самом краю кратера; он словно магическое заклинание твердил правила страхования, сверяясь с таблицами смертности, в то время как врач, стоя в нескольких шагах от него, готовился к проведению осмотра. Мистер Ганн поднялся, заявил, что рад видеть меня и что мы, наконец-то, можем спокойно обсудить условия моего страхования, не опасаясь, что нам кто-нибудь помешает. В припадке ярости я толкнул его в кратер и слышал, как он с глухим стуком приземлился где-то в тысяче футов ниже. Когда он ударился о дно кратера, я услышал голос, выкрикивающий что-то о "выгодности страхования", но гора внезапно содрогнулась, из кратера показалось облако дыма, и больше я ничего не слышал.

   Однако в следующий четверг началось извержение, и первым, что было выброшено из кратера, оказался Бенджамин П. Ганн, обожженный, с опаленными волосами, с обильной испариной, но по-прежнему активный и готовый к работе. Если мне суждено быть убитым, я уверен, что мистер Ганн совершит самоубийство, чтобы последовать за мной в иной мир со своим полисом.