Вдохни океан

Приняв поздравления от родных, и договорившись с Джавадом насчёт вечера, снова отправляюсь вместе с Мари в раздевалку. С одной стороны, так и тянет соблазнить её прямо там, пока свежи впечатления от боя, но с другой, моя малышка заслуживает гораздо большего, чем быстрый секс в грязной общественной комнатке. У нас впереди всё время мира. К тому же начинают ныть ребра, этот гад Шакар приложил меня слишком крепко, кажется. Но я, конечно же, не могу устоять перед соблазном подразнить ее. Поэтому, заперев дверь, переодеваюсь прямо в комнате. Когда начинаю стаскивать трико, Мари возмущенно шипит на меня:

— Что ты делаешь?

— А на что похоже? — мне смешно от её реакции.

Она же пыхтит как сердитый ёжик и, судя по всему, отворачивается от меня к стене. Не удержавшись, подхожу и обнимаю её сзади. В чём мать родила. Прижимаюсь крепко, пусть почувствует, насколько хочу её. Её волосы сегодня весьма удачно убраны наверх, обнажая шею, и я припадаю губами к её основанию, с ликованием отмечая, каким учащённым и напряжённым становится её дыхание. Она дёргается резко, требует:

— Отпусти.

И я подчиняюсь. Сейчас не время и не место. Но ты запомнишь эти ощущения, моя сладкая, я уверен.

16

МАРИ

В машине Кирам откидывает спинку сиденья на максимум и засыпает, стоит мне только выехать с парковки. Чему я только рада. Пока мчу по трассе через пустыню, меня охватывает иллюзорное чувство свободы — полузабытое и от этого сладкое вдвойне. Скорость, ночь, запал от просмотра поединка и эйфория от прикосновений Кира складываются в пьянящий коктейль. Искоса поглядываю на парня. Во сне лицо его разглаживается, теряя следы извечной угрюмости, и он выглядит почти ребенком. Докатилась, мать, мало того, что изменяешь своему жениху, так тебя ещё и потянуло на малолеток. Усмехаюсь про себя. Но, правда в том, что здесь и сейчас мне не стыдно ни за то, ни за другое.

Когда подъезжаем к риаду, Кир просыпается, спрашивает, на месте ли мы уже. И выглядит при этом ужасно мило. «Прекрати», — одергиваю себя. Но не могу остановиться. Мы идём в дом вместе. Прежде, чем мы разойдёмся по своим комнатам, он предупреждает, что сегодня я могу не надевать никаб и верхнее платье.

— Почему? — удивлению моему нет предела. Так как из разговора парней я поняла, что кроме Джавада будут и другие мужчины.

— Это сложно, — говорит Кир, но я настаиваю на объяснении. Сначала мне проедают плешь необходимостью носить эту броню, а теперь оказывается, что это вовсе не обязательно.

— Понимаешь, — продолжает он. — Соберётся тесный круг, мы с парнями давно знаем друг друга. И, да, мы иногда нарушаем некоторые правила. Сегодня будут те, в ком я уверен.

— К чему тогда был этот ритуал с Джавадом, про то, что ты принимаешь его в ближний круг?

Кир удивлённо изгибает бровь, не ожидал, видимо, что Дина объяснит мне.

— Это скорее дань уважения традициям. Этими словами я как бы дал понять, что доверяю ему и попросил позаботиться о тебе.

Со вздохом понимаю, что всё больше запутываюсь в местных обычаях. Категорическое «нельзя» здесь с лёгкостью превращается в «можно», когда этого хочется. Или выгодно. Размышляю, что вероятно молодые люди меньше привержены старинным устоям из-за возможности покидать страну. У нас говорят о Палере как о полностью закрытой и глубоко патриархальной стране. А жители её, как минимум самые обеспеченные, оказывается, довольно часто бывают у нас, «на загнивающем западе». И даже слушают нашу музыку, смотрят фильмы, знают наш язык. Похоже, здесь вовсю процветают двойные стандарты.