Вдохнуть. и! не! ды!шать!

Сердце, сердце же Анисии было отдано звукорежиссеру Григорию; потому что звукорежиссер Григорий понимал суть звука (с ним работали какие-то очень важные группы, их показывали по телевизору буквально сразу же затем ток-шоу про наркотики!) и восхищался всем, что делает Анисия. Он даже выучил ее последний роман (тот, который получил собачью премию) наизусть и цитировал его Анисии на кухне, вкушая омлет с кровью, кровью ее измученного сердца, ибо Анисия мечтала быть этим омлетом, острой вилкой, которую облизывал скорый на комплименты малиновый язык Григория, скрипучим табуретом, на котором ерзала от восторга жилистая задница Григория. «Да хватит же, — думает она, — хватит этих вот дискуссий о роли подсознательного в спонтанном словотворчестве; возьми меня прямо здесь, на столе, пусть омлет, пусть дверь нараспашку, пусть вдоль нас маршируют солдаты и сходят ледники», — но нет, Григорий смотрит на нее восторженно-естствоиспытательским (будто она редкая личинка жука-носорога) взором и спрашивает: «Моя девушка пишет рассказы, их даже взяли в журнал „Плоть“ (Плоть, конечно же, плоть, — мрачно думает Анисия), ты можешь почитать и честно сказать, что там не так?»

— Все не так, все там не так, — бормочет Анисия. — «Все везде не так».

Он записывает в блокнот «все везде не так», это афоризм, он восхищен. Григорий восхищен, Анисия в трауре, идеальная катастрофа. Ну, посмотри же на меня, воет она всем телом, выплескивая в прозрачную пиалу грубый, грохочущий кипяток.

«Тот твой последний текст гениален, жаль, они все этого не поняли», — пылко скребет Григорий скатерть длинным пальцем. Внимание Анисии переключается на длину пальца.

«Все, я сейчас упаду в обморок, — думает она, — смерть моя пришла, пустой кипяток и недосягаемые сантиметры».

Анисия разрывается между этими чувствами — между необходимостью принадлежать а) Борису, который не видит в ней Творца; б) Григорию, который не видит в ней Женщину.

«Я и Женщина, и Творец, — понимает Анисия. — Как это страшно, как это прекрасно. Что же мне выбрать», — спрашивает она у мудрых книг в переплетах из бледных совьих кож.

Ей тяжело выбрать, ей тяжело определиться, она страдает.

В итоге конечно же к ней в дверь стучится Виноградный Человек, ничем иным это не могло закончиться.

— Давай, одевайся и пойдем, — сообщает Виноградный Человек. Он, в принципе, по форме вполне человек, однако его контуры определяются странным нагромождением плотных кистей черного винограда — будто из винограда какой-то опасной силой притяжения, ветром каким-то потусторонним сложило человека, но нет ни рта, ни носа, ни глаз — только налитой, спелый черный виноград.

— Идти далеко, — говорит Виноградный Человек. — Но по дороге ты можешь питаться виноградом.

Анисия послушно идет за Виноградным Человеком — неделю, две, месяц. По дороге (которая иногда проходит через не очень уютные места — лес, болото, католическое кладбище слонов, сад пионерских скульптур) она отщипывает от Виноградного Человека сочные ягоды и утоляет ими голод и жажду.

В итоге, когда они наконец-то дошли до реки, от Виноградного Человека остался только каркас, полупустой скелет мягких виноградных ветвей, голеньких сетчатых кисточек — Анисия скушала весь виноград.

— Ну, давай, — шепчет она взволнованно. — Давай теперь говори, кто я.

— В общем, посмотри сама, — указывает Виноградный Человек в сторону реки. Анисия смотрит на свое отражение: вместо головы, глаз, рук и ног, спины и живота у нее виноград. Черный, спелый виноград, загляденье! Впрочем, сюрприз не из приятных — Анисия тоже стала Виноградный Человек, вот уж кто бы мог подумать!

— Теперь твоя очередь быть Виноградным Человеком, — сообщает ей ее компаньон, бывший Виноградный Человек, состоящий из веточного каркасика. — Такие уж правила, не фиг выть (Анисия начала немного подвывать от ужаса). Теперь ты должна найти такого же идиота, который не может определиться между двумя божественными предназначениями, ни одного из которых он не достоин, провести его к этой реке и позволить ему съесть тебя во время пути полностью, сожрать до последней ягоды — кстати, это очень больно, когда ягоды отрывают, ужас, какая боль, я вначале тебе не говорил, — и, когда он это сделает, ты, как и я, освободишься от всего вообще.

— А без этих ягод? — всхлипывая, спрашивает Анисия, все еще верящая в очищение и самореализацию через страдания. — Ну, когда ягоды уже съедены и от тебя остается только каркас, ты наконец-то понимаешь кто ты? Наконец-то все открывается, да?

— Да нет, ничего не открывается, — пожимает плечами, бывший Виноградный Человек. — Просто становится немного легче. Ягоды тяжелые, весят килограмм пятьдесят. А когда их съедают, становится легче.

И он перешел реку прямо по воде, такой он стал легкий — как облачко!

Янина Вишневская (yanah) Ангел вещей

1. Детская зубная паста

Уже в ванной обратил внимание на пестрый тюбик детской зубной пасты.

Все, верно, ей должно быть чуть за тридцать, а значит, где-то есть и ребенок, сейчас он у бабушки или в детском лагере, я не знаю.