Читаем Вдохнуть. и! не! ды!шать! полностью

Вдохнуть. и! не! ды!шать!

Елена Ежова , Ольга Румянцева , Татьяна Глущенко , Татьяна Михайловна Замировская , Юлия Лопатина-Паль

— Посмотри, Наденька, какая кисонька! Кисонька-мурысонька. Она прянички пекла, устала. Не ешь одна, кисонька-мурысонька, поделись с Надинькой! — сказала мама Нади.

— Котик серенький присел на печурочку и тихонько запел песню Юрочке: мяу, мяу, мяу, мяу, мяу, мяу… — сладко замурлыкала мама Юрочки.

— Приди, котик, ночевать, мою деточку качать, я тебе-то уж, коту, за работу заплачу: дам кусок пирога да кувшин молока. Ты уж ешь, не кроши, больше, котик, не проси, — пожурила рыжего кисика мама Кати.

— Как у нашего кота шубка очень хороша, как у котика усы удивительной красы, глаза смелые, зубки белые, — восхитилась мама Никитосо.

— Несчастная кошка порезала лапу, сидит и ни шагу не может ступить, скорей, чтобы вылечить кош-кинулапу, воздушные шарики надо купить! — приплела Хармса тетка в цигейке.

* * *

— О, киса, тебе хочу я посвятить сей чудный стих, — сделала шаг вперед дамочка в английском ватер пру фе:

В тебе зеркал незыблемая тишьИ чуткий сон искателей удачи.Ты, под луной пантерою маяча,Вовек недосягаемость хранишь.Как будто отделило божествоТебя чертою, накрепко заклятой,И недоступней Ганга и закатаЗагадка отчужденья твоего.С каким бесстрастьем сносишь ты мгновенияМоих пугливых ласк, издалека,Из вечности, похожей на забвенье,Следя, как погружается рукаВ сухую шерсть.Ты из других времен,Властитель сферы, замкнутой, как сон!

Последнее, вы понимаете, да, из Борхеса, кисе продекламировала, конечно же, разумеется, само собой, я.

И тут…

«ЗАГАДОЧНАЯ И ОТЧУЖДЕННАЯ», ошалев от такого количества комплиментов, аплодисментов и — прямо-таки бутылки великолепного Борхеса, — потянулась, вскочила на лапы и решила не иначе как «ПОМАЯЧИТЬ — ПАНТЕРОЙ». На мягких весенних лапах подошла к малышу («ПРЯНИЧКА?»), и стала тереться об его голубую Рейму своей «ХОРОШЕЙ ШУБКОЙ».

Мамочки Таврического сада среагировали оперативно. Каждая сделала угрожающий шаг-выпад вперед: «Кь-я-а!» — и закрыла собой ребенка (ПРЯНИЧКА ХОШЬ?). Затем мамочки подбросили с перехватом в воздухе и сменой руки парочку разноцветных нунчаков фирмы Симбо и виртуозно развернулись, по ходу дела исполняя воинственно-акробатическую композицию и посылая кисе воздушные «моротэ цуки». (ЕЩЕ ПРЯНИКА???) Развернулись в грозную букву «зю» таким восхитительным образом, что несущая «чуткий сон искателей удачи» оказалась в полукружии верхней половины «зю», тогда как нижняя часть «зю» уже неумолимо смыкалась с верхней, отделяя Несущую Сон «заклятой накрепко чертою». (ДАТЬ КИСЕ БОЛЬШЕ ПРЯНИКОВ?) В зловещей тишине, которую только подчеркивал ритмический стук нунчаков, раздался истошный вопль. Мамаша, стоящая в изголовье страшной буквы с криком «манто блохастое» (или что-то в односозвучном роде) молниеносно схватила «властителя сферы, замкнутой, как сон» за хвост, совсем, между прочим, «не пугливо и не издалека», покрутила для верности над головой и зашвырнула далеко в кусты, откуда потом еще долго доносились приглушенные рыдания обиженного животного.

Надо ли говорить, что этой дурой из изголовья, блеснувшей Борхесом и кисой, была я.

За воздушными шариками никто, oooppsss, не побежал…

Вечером пришли на горку. Говорю:

— Давай, мил человек, кататься.

Егорыч приподнимается на цыпочки, трогает горку совочком и отрезает:

— Соськалет! (Скользко, стало быть, лед!)

Я в недоумении:

— Где лед, ты что, малец? Егор: «Соськалет да соськалет». Я говорю:

— Нет, так не пойдет. Горка не скользкая, смотри, снега нет, льда тоже, забирайся.

Егорыч упрямствует:

— Соськалет, ни пайду. Я говорю:

— Ах ты, трусишка, как тебе не стыдно, твой папа подполковник видел бы тебя, как ты на горку боишься залезть!