Вдоль белой полосы (СИ)

Она отпуск за свой счёт взяла, на дачу уехала. Ещё не сезон, там нет никого. И это счастье, потому что она так кричит и воет, что мне страшно становится, когда я туда приезжаю её проведать… Ты спрашиваешь, зачем я пришёл. Не знаю… Я шёл и понимал, что ты к ней не вернёшься… И всё равно шёл. А теперь уже и не знаю, что говорить… Только предупредить хочу: будь осторожен. Как бы она чего не выкинула из-за гордыни своей.

— Спасибо, — кивнул Никита.

— Да не за что, — Тимур посмотрел на небо и зачем-то сказал: — Похоже, дождь сейчас начнётся. Ну, я пойду, пожалуй…

Через месяц Никита узнал, что Кетеван уволилась. Эта новость оглушила его. Казалось, живи да радуйся. Женщина, встречаться с которой ему совершенно не хотелось и воспоминание о короткой связи с которой неприятно царапало душу, исчезла из его жизни. Но Никите казалось, что он, хотя и невольно, но разрушил что-то ценное и важное. Пусть и не для него ценное и важное, но для кого-то совершенно определённо. Хотя бы для Володи и их с Кэти сына…

Никита часто думал о муже Кетеван и не знал, жалеть ли его или завидовать ему. Ведь тот любил Кэти и был счастлив этой любовью, ничего не требуя взамен. А это уже много: любить и ничего не требовать. Это и есть жизнь. А что он сам? И не знает, похоже, что такое любовь. Вон, даже Митя знает. И получше многих. Уже столько лет любит Агату. И Никита понял, что помимо дружбы почувствовал вдруг огромное уважение к Мите, умеющему так верно и преданно любить в своём юном ещё возрасте.

Наступило лето. Новостей о Кэти не было. Лика и Никита существовали параллельно, почти не пересекаясь. Никита пропадал в командировках. А в редкие приезды они с Митей иногда вместе гуляли с Хоббитом. Никита с нежностью смотрел на вытянувшегося красивого юношу, в которого постепенно превращался нескладный подросток, и думал о том, что, возможно, Агата ещё разглядит в друге детства свою любовь.

Во время одного из разговоров вдруг случайно всплыло имя Кетеван. Митя вдруг отчего-то очень обрадовался:

— Ты её тоже знаешь? Моя мама раньше работала с ней в одном отделе. А недавно Кетеван вдруг прислала ей письмо. Знаешь откуда? Из Грузии!

— Надо же… — удивился Никита.

— Да! Она туда уехала к бабушке и пишет, что совершенно счастлива. Что нужно было раньше поехать на родину предков…

Никита слушал его и ощущал, как чувство вины исчезает, словно вода на жарком солнце. Настроение его, в последнее время ставшее привычно невесёлым, заметно улучшилось. Он приобнял Митю за плечо и искренне сказал:

— А ты знаешь, Дмитрий Ильич, уже не в первый раз замечаю, что ты помогаешь мне многое понять, приносишь добрые вести и заставляешь улыбаться. Спасибо тебе, Мить.

— Я? Мне? — не поверил и смутился тот. А потом вдруг и вовсе вспыхнул и выпалил: — А ты — мне! И вообще — ты мой лучший друг! — Он задумался на миг и поправился: — Ты и Агата. Я вас очень люблю.

— Мы тебя тоже, — улыбнулся Никита. И неожиданно почувствовал, как тепло и хорошо стало ему от этого «мы». До конца прогулки он был задумчив и молчалив, стараясь не расплескать это новое для него ощущение, чтобы потом, дома ещё раз прислушаться к нему. Но Митя, казалось, не замечал этого. Он делился новостями, рассказывал, что собирается поступать в тот же институт, который окончил Никита, и спрашивал совета о том, какой факультет выбрать. Никита отвечал и даже давал какие-то советы, но, спроси его потом, что именно он говорил другу, ни за что не вспомнил бы. Очнулся он, когда уже у подъезда Митя спросил:

— А за тетрадками мне сейчас зайти?

— За тетрадками? — не понял Никита.

— Ну да, за твоими институтскими конспектами! Ну, с курсов подготовительных!

— А… да… — сориентировался Никита, поняв, что, видимо, пообещал Мите помощь в поступлении. — Ты знаешь, Мить, они, по-моему, у родителей. А, может, на даче. Давай так, я их найду и привезу тебе туда, если они здесь. Или отыщу их там и отдам тебе. Договорились?

— Договорились! — просиял своей открытой улыбкой Митя. И Никита вспомнил, что сам был таким счастливым, открытым и весёлым несколько лет назад. А кажется, что с тех пор прошли десятилетия. Вроде бы и не случилось ничего страшного, ну, страна уже другая — поступал он ещё при Союзе, ну, женился неудачно, а потом ещё и связался с Кетеван, за что себя ужасно корил, но ведь ничего особенного, всё как у всех. А ощущение, что всё не так и всё не то… Словно проживает какую-то чужую, не свою жизнь, носит одежду с чужого плеча. И эта одежда жмёт, трёт, мешает, а он всё упорно надевает слой за слоем, от чего уж и вовсе невыносимо. Кажется, чего уж проще? Сними эту чужую одежду. А не получается. Так и ходит в ней, спит, ест, работает тоже в ней. Хотя вот работа всё же не чужая, его. Только там ему интересно, там он чувствует себя нужным и увлекается так, что даже перестаёт замечать эту надоевшую чужую одежду. А потом выходит с завода или возвращается из командировки — и всё заново. Неужели теперь так будет всегда?