Вдоль белой полосы (СИ)

Но ей было восемнадцать лет, она была открыта жизни и тому, что ждало впереди. Поэтому, когда однажды Антон вдруг заговорил об их возможной свадьбе, Агата не остановила его, словно допустив такую возможность. И сама удивилась.

Глава 20. Крах.

В окно своего кабинета Никита заметил у проходной Митю. Тот, если было свободное время, иногда приходил встречать отца. И Никите вдруг страшно захотелось туда, к нему, в летний вечер. И он не удержался, закрыл кабинет, бегом спустился по стоптанной лестнице, махнул рукой дежурным вохровцам и быстро вышел на улицу.

Митин отец опередил его, но младший друг, увидев Никиту, просиял и сказал:

— Пап, ты иди, а я останусь пока.

Илья Владимирович пожал Никите руку и присоединился к коллегам, вышедшим из проходной. А Митя широко улыбнулся навстречу другу. Никита тоже улыбнулся.

— Ну, что, Дмитрий Ильич, как учёба?

Митя поступил-таки в их теперь уже общий институт и сейчас заканчивал первый курс, сдавал вторую сессию, чем очень гордился, хотя и старался этого не показывать. Но Никита за годы дружбы так хорошо изучил его, что, конечно, не мог не видеть сияющий взгляд, который Митя изо всех сил старался притушить. Получалось плохо, и Никите весело было наблюдать за этой неравной борьбой.

— Кто у тебя сопромат ведёт? Не Кагарлицкая?

— Она. У тебя тоже она вела?

— Ага, — ответил, смеясь, Никита. А Митя совершенно по-детски расцвёл от восторга: теперь, как ему казалось, он стал ещё ближе к другу. Ведь учится он там же, где и Никита, ходит по тем же коридорам, и преподаватели, как выясняется, у них общие.

— Повезло вам, — с видом умудрённого жизнью старца поделился своими соображениями Никита. — Она потрясающая бабка. Умнейшая. Лучше неё никто сопромат у нас не читал.

— Да, мне тоже нравится, — с чувством сопричастности согласился Митя. — Хотя поначалу я её страшно боялся…

— А её все поначалу боятся. А некоторые и вовсе до последнего курса перед ней трепещут. Она же легенда…

— Представляешь, а я с ней на трамвае регулярно езжу. Она входит в районе 3-ей Владимирской улицы…

— Подожди, а ты там почему проезжаешь? Тебе же удобнее на метро, а не на трамвае. И быстрее гораздо… Или наш корпус перенесли куда? — изумился Никита и тут же заметил, как явно смутился Митя.

— Да я… Я просто люблю трамваи… Вот и езжу до Шоссе Энтузиастов на тридцать седьмом или двадцать четвёртом, а там уже спускаюсь в метро…

Никита хотел было пошутить по поводу такого странного маршрута, как вдруг понял, почему Митя ездит именно так и кого надеется встретить. Ведь Агата учится как раз где-то в районе Владимирских улиц. Вот оно что… Никита неслышно вздохнул и внимательно посмотрел на Митю, старательно делавшего вид, что заинтересовался чем-то на другом берегу пруда.

Как же он изменился. Вытянулся-то уже давно, но теперь совсем не походил на длинного нескладного подростка, каким был ещё год назад. Теперь рядом с Никитой шёл красивый молодой человек, улыбчивый, загорелый, и — главное — с умными ясными глазами. Это восемь лет назад он был смешным трогательным мальчиком, к которому и сам Никита, и, похоже, Агата были привязаны словно к младшему брату. Но теперь Митя больше чем на голову перерос подружку детства, и разница в возрасте уже наверняка совсем незаметна. Да и какая там разница — год и два месяца. Смешно даже. Вот приедет Агата на дачу и посмотрит на Митю другими глазами. И наверняка сбудется то, чего так долго и преданно ждёт их общий с Агатой друг. И заслуженно. Митя редкий человек…

Никита запрокинул голову, посмотрел в небо и понял вдруг, что у него свело мышцы лица: до того сильно он сжимал зубы, думая о том, что Агата может полюбить Митю. От этих мыслей ему и вовсе стало тошно. Неужели он такой эгоист, что вместо радости за друга испытывает чувство зависти? Никита прислушался к себе и вздохнул. Нет, зависти не было. Зато была боль, настолько сильная, что он даже удивился. Терпи. Терпи. Не мешай Митиному счастью. Да и Агате Митя подходит гораздо лучше. И по возрасту они близки, и нет у Мити за спиной никаких разочарований и грязи. Только чистая и преданная любовь. Восемь лет любви. А это очень важно и очень много. Поэтому молчи и терпи. Как бы больно ни было. Ты уже битый, справишься. У тебя есть дело, которое поможет выбраться из тоски. А Митя… Для Мити в Агате вся его недолгая жизнь… И ради него терпи и молчи…

Никита резко выдохнул и прибавил шагу. Митя — следом за ним. До улицы, по которой они были соседями, дошли совсем быстро. Никита проводил Митю до подъезда и пошёл дальше, в свою пустую квартиру. Рыбок, что ли, завести? Или канарейку какую-нибудь? Чтобы не было в квартире такой гулкой пустоты, чтобы хоть кто-то ждал его…

Через месяц в его кабинет постучала пожилая секретарша Дмитрия Михайловича:

— Никит, тебя мой к себе просит зайти.

— Перед совещанием? — уточнил Никита, оторвавшись от кульмана.

— Да, хочет с тобой с глазу на глаз переговорить. Ты сможешь?

— Конечно, — Никита отложил карандаш и направился к двери, широко оттопырив локоть. — Позвольте сопроводить вас до кабинета нашего общего начальства?