Вдоль фронта

Один представитель России в иностранной судостроительной компании рассказал мне историю с военным судном, постройку которого он сам планировал и предложил русскому правительству. Планы были приняты, уже закупались материалы, и в Одессу нагнали целую армию рабочих. Через некоторое время оттуда сообщили, что военное судно готово к спуску на воду. Одесский губернатор лично раскупорил по этому случаю бутылку шампанского, и месяц спустя судно было отправлено в пробный рейс. Затем пришли известия о гибели этого военного судна где-то в волнах Черного моря. Кое-кто заинтересовался этим делом. Было назначено следствие, которое установило, что вообще никакого военного судна и не строилось.

В 1909 году один французский генерал, представленный царю, был приглашен «его величеством» осмотреть грандиозные военные укрепления, только что отстроенные под Варшавой по последнему слову техники. Военный губернатор, к которому он обратился, уверил его, что в Польше очень неспокойно и осматривать укрепления без порядочной военной охраны весьма рискованно, отрядить же солдат для этого он сейчас не может. После долгих пререканий с губернатором, пускавшимся на различные увертки, французский генерал потерял терпение и отправился осматривать укрепления один. Там оказалось пустое место…

В самый критический момент русского отступления, летом 1915 года, когда целые дивизии гибли от недостатка снарядов, я встретил одного англичанина, прибывшего в Россию за три месяца до этого с пароходом, груженным снарядами. Он сказал, что они лежат еще в Архангельске, так как он не дал взятки на железной дороге и в артиллерийском управлении, чтобы их отправили на фронт…

Один французский фабрикант взял в Москве подряд на изготовление нескольких миллионов снарядов для русской артиллерии. Немало груженных ими вагонов было отправлено на фронт. И лишь когда они прибыли туда, было обнаружено, что они не подходят к русским пушкам. Их оставили на месте при отступлении, и немцы воспользовались ими со значительным успехом. Допрошенный следственной комиссией француз предъявил чертежи снарядов, утвержденные военным министром Сухомлиновым.

Говорят, что до войны Сухомлинов был совсем беден. Но после того, как разразилась катастрофа, он начал покупать в Петрограде дома и порядочные участки земли. В городе совершенно открыто говорили, что он попросту продавал немцам военные тайны. Позже, под давлением множества подозрений, он вышел в отставку. Тяжесть этих подозрений еще усугублялась тем, что он был одним из вождей реакционеров.

Я был в Петрограде, когда один полковник обратился в контору одного моего приятеля, продававшего автомобильные шины. У полковника было пятьдесят санитарных автомобилей, которые как раз в то время чрезвычайно были нужны на фронте. Он попросил моего друга осмотреть их и сказать, сколько будет стоить поставить на них новые шины. Продавец назвал цену.

– А что я буду иметь с этого? – спросил полковник.

– Обычные десять процентов.

– Ладно, валите.

Они вышли, и мой приятель осмотрел автомобили.

– Не понимаю, – сказал он, – вам вовсе не нужны новые шины. Эти еще совсем не изношены.

– Это не ваше дело, – огрызнулся полковник, – ставьте новые и держите язык за зубами, если хотите соблюсти свою выгоду.

Американские коммерсанты, поставщики русского правительства, имели нескончаемые истории с безобразной жадностью русских интендантов. На качество товара никто не смотрел, зато неизменно спрашивали: «Сколько я получу?» Во многих случаях, когда фирма не могла дать большой взятки, русские интенданты сами повышали цены для своего правительства.

Предположим, что вы продаете грузовик. Он был на пробе перед комиссией, которая дала секретный отзыв о нем одному из чиновников интендантского управления. Тот вызывает вас для «консультации» к себе. Теперь, за небольшую взятку в двадцать-тридцать долларов, вы узнаете, что ваш автомобиль получил хороший отзыв или что он получит такой отзыв, если вы дадите такую же взятку остальным членам комиссии.

Когда вы войдете к чиновнику интендантства, он вам скажет: «Ваш автомобиль весьма хвалят. Но у нас есть еще и другие предложения. Мне нужно знать ваши условия». Здесь он посмотрит на часы. «Простите, мне нужно тут на минутку, я сейчас. Да не хотите ли закурить?» – и, протягивая вам свой портсигар, он оставит вас одного. Может быть, вы откроете портсигар и увидите, что он пуст. И если вы уже давно в России, вы вытащите из кармана пятисотрублевую бумажку и положите в портсигар. Когда офицер вернется, вы услышите: «Теперь о цене. Сколько я получу комиссионных?»

Вы уговариваетесь с ним так, чтобы он не остался в обиде, и он попросит вас подождать его ответа.

Но все это, разумеется, игра в темную. Кто-нибудь другой мог ведь положить тысячерублевую бумажку в его портсигар…

Были, конечно, и другие пути уведомления предусмотрительных продавцов о том, что им следует быть подобрее. У каждой гостиницы, например, где проживали американцы, вечно шныряли профессиональные «жучки», указывавшие, кого из чиновников надо «подмазать».