«Вдоль обрыва, по-над пропастью...».

P.S. Люсечка привет тебе шлет и низкий поклон.

А вскоре мои приятели организовали мне очередную командировку в Москву.

Был разгар лета, в городе было жарко, и мы как-то с Володей решили съездить в Серебряный Бор покупаться. До этого он меня уже познакомил со своей новой пассией — артисткой его театра Таней Иваненко. В Серебряный Бор мы договаривались поехать вдвоем, но, когда он за мной заехал на такси, в машине была его новая подруга.

Приехали. Поплавали немного. Вода была так себе, поэтому решили просто позагорать. Татьяна переплыла на противоположный берег, и мы наконец остались вдвоем, и Володя не преминул заметить, что он собирался быть без нее, но она «увязалась». В его раздраженном тоне чувствовалась досада скорее на самого себя, что сдался ее упорству тоже ехать в Серебряный Бор.

Мы вдруг вспомнили, как впервые вдвоем поехали на море.

Было лето 1957 года. Москва готовилась принимать Всемирный фестиваль демократической молодежи. Володя только что окончил первый курс школы-студии МХАТа (а я, стало быть, второй своего МИСИ), а мы решили — большие оригиналы, — что вся эта московская суета нам ни к чему, зато на юге будет не так многолюдно.

Одна моя институтская знакомая только что вернулась из Адлера и дала нам адрес дома, где сама останавливалась. Мы купили билеты, и Володя решил перед отъездом зайти к отцу — сообщить, что вот мы решили вдвоем поехать впервые на Черное море. Семен Владимирович, человек военный, всегда держал строгий, немного начальствующий тон с нами.

— Ну что, молодежь, в Сочи собрались?

— Нет, мы едем в Адлер.

— Только учтите, у меня точные сведения, в Сочи свирепствует сифилис.

— Да мы не в Сочи, а в Адлер.

— Но это всё там рядом, — не унимался Володин отец. — Значит, так, слушай сюда! Если иметь дело, то только с медобслуживающим персоналом...

Когда мы вышли от него, Володя не удержался:

— Папочка в своем репертуаре...

Адлер показался нам такой дырой, что на следующий же день мы перебрались в Хосту.

В Хосте нам сразу все понравилось. Мы сняли очень уютный, маленький домик, хозяин которого жил на том же участке, но в другом доме, и, едва разложив вещи, пошли на пляж — не терпелось окунуться в море (в Адлере мы даже ни разу не искупались). На пляже оказалось немноголюдно: слегка штормило, и купающихся почти не было. Когда мы поинтересовались, почему люди не купаются, нам ответили, что, когда шторм в 3 балла, это опасно. Но мы хорошо плавали и, улучив момент, когда волны были небольшими, нырнули в море. От восторга что-то запели, просто орали от радости, не заплывали далеко, а качались на волнах, которые вблизи берега были достаточно большими, и надо было не упускать момента, чтобы взбираться на них.

Немного подустав, решили выходить на берег. И тут-то началось самое неприятное. Как говорится, вход — рубль, выход — два... Оказывается, из штормящего моря выбираться на сушу не так-то просто. Пару раз нас захлестывало и заворачивало волной так, что мы прилично нахлебались. Кто-то на берегу даже хотел нам помочь, но только крикнул, чтобы мы выходили вслед за самой большой волной. Наконец нам это удалось, и мы, обессиленные, улеглись на лежаки...

— Нет, в Москве-реке это не купание, а одно недоразумение. Если б не такая жара, как сегодня, не стоило бы сюда ехать, — заключил Володя, и мы стали одеваться.

Татьяна, увидев, что мы собрались уходить, быстро приплыла с другого берега, и мы поехали по домам.

В такси продолжили вспоминать нашу хостовскую эпопею. Наши друзья (мы им сообщили, куда нам писать) прислали нам письмо, где говорили, какие мы дураки, раз не видим того, что происходит в Москве. Мы в ответ написали им песню на мотив «Подмосковных вечеров». Конечно, песня забылась, но один куплет был таким:

Фестиваль прошел, все вы хилые —

вы шаталися до утра...

Приезжайте к нам, наши милые

подмосковные фраера...

Из лета 57-го вернусь в лето 67-го. Командировка моя была довольно короткой, и вскоре я улетел в Магадан.

В первых числах января 68-го я получил от Володи такое письмо:

Дорогой ты мой! Самый наипервейший, распронаединственнейший друг Васёчек! Конечно, сейчас можно было бы на полстраницы оправдываться насчет того, что долго не писал, да и с Новым годом не поздравил. Такого я от себя не ожидал, тем более что последнее время все думаю о тебе и не идешь ты у меня из головы. Вот, мол, Гарик у меня есть — Васёчек. Он в Магадане живет, и не к кому пойти, потому что до Колымы далеко, а здесь ходить ни к кому неохота. Все, суки, зовут, просят, умоляют, телефон свой возненавидел. А все из-за чего? Из-за гитары. А памятуя твой стих, где

к таким со своими песнями,

прошу тебя — не ходи,