За завтраком Гокко молчал, старался не поднимать глаз от тарелки. Ему было стыдно за неумение так же ловко, как Диана и Пиччи, справляться с ложкой, вилкой, ножом. Но никто, вроде бы, не обращал внимания на его манеры, и постепенно маленький индеец успокоился. Он старался подолгу не смотреть на прекрасную девочку, но не очень-то это получалось.
-- Не смущайся, братик! -- ободрял его Пиччи. -- Диана у нас красавица, глаз не отвести, верно? Я и сам на нее любуюсь. Тебе, конечно же, интересно узнать, кто она такая, как попала сюда и, вообще, что это за место -- мой островок безопасности. Да?
Гокко покраснел, что, при его бронзовой коже, было почти незаметно, и молча кивнул.
-- Это довольно длинная, но любопытная история, -- продолжала обезьянка. -- Можно рассказать, Диана?
-- Для чего ты спрашиваешь? -- отозвалась девочка. -- Если он твой названый брат, значит, и мой тоже. И я послушаю с удовольствием, как будто это и не обо мне. Ты рассказываешь так красиво...
-- Так вот, -- начал Пиччи. -- В некотором царстве, в некотором государстве жил-был глупый и очень смешливый король. А веселиться ему было отчего. Здоровье прекрасное, страна большая, денег в казне -- за всю жизнь не истратить. Ни войн, ни покушений, ни заговоров. Охота, балы, празднества, всевозможные увеселения сменяли друг друга.
Придворные от всей души желали королю долгой жизни и счастливого царствования. Еще бы! Он интересовался только своей персоной и своими удовольствиями. Приближенные его грабили народ как хотели, богатели со сказочной быстротой, возводили себе небывалые дворцы, полные сокровищ. А король был совершенно уверен, что вся страна до последнего человека живет так же, как он, -- сытно, беззаботно и весело.
Министры и пажи, конюхи и фрейлины, все, как один, между собой ласково называли короля "наш хохотунчик". У властителя был друг. Больше чем друг, молочный брат, вскормленный той же кормилицей, маркиз де Тримонтран. Король любил маркиза, не отпускал от себя ни на шаг, и времени на свою семью у того просто не оставалось. Да и какая семья? Жена маркиза умерла при родах, а дочь -- малютку Диану -- воспитывали в старинном фамильном замке кормилицы и няни.
Изредка, сопровождая короля и оказываясь неподалеку, де Тримонтран наезжал в замок, всегда на считанные минуты. Он успевал только расцеловать дочку, пощекотать изящно завитыми усами, надеть на детскую шейку новое роскошное ожерелье и снова мчался к своему повелителю.
И вот, когда Диане было десять лет, случилось несчастье. Не плачь, сестренка, что делать, это грустное место. На охоте свирепый вепрь кинулся на короля, свалил его лошадь и уже готов был вонзить клыки в хозяина. Маркиз, бывший всегда рядом, быстрее молнии соскочил с коня, прыгнул между королем и разъяренным зверем и вонзил кинжал прямо в загривок кабана. Издыхающий вепрь успел подмять смельчака под себя и пропороть ему грудь клыками.
Все усилия врачей оказались бесполезны. Через двое суток, не приходя в сознание, маркиз скончался. Диана осталась круглой сиротой.
Это был единственный случай, когда его величество опечалился. С утра и до заката государь был мрачен. Министры и камергеры ходили на цыпочках, никто не знал, как быть. Угодно ли королю пребывать и дальше в скорби или можно попытаться его рассмешить.
Но вечером, за непривычно тихим ужином, ножка у стула, на котором сидел один из королевских шутов, вдруг подломилась, и шут рухнул на пол. Шум падения, звон бубенчиков, вопль несчастного нарушили тишину. Это так возмутило второго шута, что он заехал первому тортом в физиономию. Первый шут вскочил с лицом, заляпанным кремом, и, ничего не видя вокруг, отломанной ножкой стула огрел по спине почтенную седую фрейлину, да так, что с нее упал парик. Лысоватая фрейлина с воем вцепилась в перемазанного шута, и пошла потасовка, да такая, что через минуту король уже громко, счастливо хохотал.
Так никто никогда и не узнал, было ли все это подстроено или произошло нечаянно. Думаю, что нарочно.
На следующее утро министр двора явился к королю с докладом. Как всегда, доклад состоял из приятных новостей и веселых пустяков. Затем министр собирался откланяться, но повелитель жестом руки остановил его.
-- Вот что... -- произнес король. -- Там, кажется... у бедного маркиза... был ребенок... сынок?
-- Дочка, ваше величество, -- почтительно поправил придворный. --Диана. Десяти лет. Умница, красавица, очаровательная крошка.
-- Веселая?
-- Певунья, хохотунья! -- уверил царедворец, понятия не имевший о характере Дианы. -- Да и кто в вашем королевстве, государь, под вашим мудрым, счастливым правлением, может быть грустным? Нет таких! Это у них, на проклятом Западе, где властители лишь о себе заботятся, народ плачет и голодает.
-- Хорошо. Надо сделать для нее что-нибудь... Взять ко двору ... Да и у меня сынок. Пусть вместе играют. -- Король облегченно расхохотался, свалив с себя непривычное бремя размышлений. -- А как он его тортом вчера... Ха-ха-ха! Ох, не могу! Помните?! Ну, все! Ха-ха-ха! Идите!