Вдоль по радуге

Медсестры приходили, но врачи — нет. То ли бойкот, то ли обстоятельства не позволяют: действительно нет других хирургов. Грег ждал Кэтрин. У него снова начался жар, ему что-то кололи, он по большей части спал и во сне разговаривал сам с собой: продумывал, что скажет Кэтрин, когда она придет.

«Я рад. Безмерно рад вас видеть, док. Вот видите, док, какой я беспокойный больной. Нет, я хорошо себя чувствую. Нет, док, я вполне в состоянии работать. Док, не глупите, отдайте ноутбук. Или забирайте, если он вам нужен. Мне все равно. Ты такая красивая. От тебя глаз не оторвать. А у тебя есть муж? Нет? О, как хорошо, как удачно-то, а! Хо-хо! Я чувствую себя на пятнадцать лет моложе. Правда. А может, и на все двадцать. И я еще глуп, горяч, прямолинеен, абсолютно уверен в том, что меня ждет долгая, интересная и счастливая жизнь. А вообще? Нет, не очень, интересы у меня есть, и есть даже интерес в широком смысле слова, но иногда я чувствую свою беспомощность, потому что всех мерзавцев не пересажать. Да, ты прости, я как остолоп, опять о работе. Все-таки мне показалось, что моложе. В двадцать два я думал немного об учебе, чуть больше о карьере и очень много — о девушках. Нет, повесой не был, но… Ладно, Кэтрин, это все чушь. Я хочу видеть тебя. Каждый день. И потому заварил всю эту кашу… Нет, конечно, авария не в счет — я ведь тогда еще не знал, что встречу тебя».

В подобных монологах и проходили все его полусны, сны и бредовые состояния. Странно, что это были именно монологи, он говорил сам с собой, а Кэтрин не видел.

Но он ждал. Хорошо ждать того, кто обязательно придет. И она конечно же и вправду пришла.

Дверь палаты распахнулась, и почти одновременно Грег раскрыл глаза. Отзвуки «…ведь не знал, что встречу тебя» еще шелестели в голове. Дверь за Кэтрин захлопнулась.

Она была особенно, ошеломляюще, безукоризненно красива. И разрумянившиеся щеки только придавали ей привлекательности.

— Как ты посмел?! Что ты наделал?

И злой изгиб приоткрытых губ, между которыми видны влажные зубы, тоже завораживает. А почему, кстати говоря, она так зла?

— Наделал — что?

Она метнулась к окну, не в силах успокоиться в неподвижности.

— Издеваешься? — Рванулась к койке, сверкнула глазами сверху вниз. — Эгоист! Идиот!

— Я?!

— Да!

— Доктор Данс, вы… — Он хотел сказать «забываетесь», но не успел.

— Имею полное право здесь орать после того, что ты учинил!

— Можно подумать, я оскорбил действием твою маму! — проворчал Грег. Он понимал, что причиной ее состоянию — его требование заменить его лечащего врача, — и в то же время не понимал причин такой ярости.

— Не трогай уж мою маму! — Кэтрин выдохнула и огляделась по сторонам. Грег предположил, что она ищет, что разбить. — Эгоист, эгоист!

— Не всегда, — сдержанно возразил ей Грег. — Кстати, вот теперь я тебя узнаю. А то все как угли, присыпанные пеплом: внутри горячо, а снаружи — ничего не видно.

Кэтрин проигнорировала его замечание:

— Ты зачем это сделал?

— Что? Отказался от услуг этого неприятного типа? Имел право, вот и сделал!

— Юридическое, может, и имел! А человеческого — никакого! — тихо, но яростно ответила Кэтрин.

— Почему же? — удивился Грег. — Я буду платить по счету. Из своего кармана. Имею право выбирать, за что мне платить.

— Выбери лоботомию, — прошипела Кэтрин.

— Доктор, доктор, вы сами себе противоречите. Если так не хотели, чтобы я выжил, могли бы пойти попить кофе вместо того, чтобы меня оперировать. Или в горы на пикник прокатиться.

— Вы бы не умерли.

— Ну это да. Хотя… сложно сказать на самом-то деле.

Кэтрин устало села на стул рядом с ним. Уронила голову на руки.

— Вам плевать на меня, вам важно только, чтобы вам самому было хорошо. А мне что теперь делать? Я тут работаю месяц, я в этом городе — месяц, связей нет, друзей нет, репутация — только рождается. А вы меня так подставили. Меня теперь с костями съедят. И что мне делать? Опять срываться с места и искать другой город? Тут же нет других больниц, а я врач, у меня скоро степень будет, я не хочу работать официанткой!

— Не позволю, — сказал Грег просто, но при этом какая-то интонация в его голосе заставила Кэтрин поднять голову и посмотреть ему в глаза.

А в голове у него уже завертелись два колеса-маховика. Одно: он столько всего узнал о ней за эти минуты! Приезжая, чужая в городе, только что приехала, и приехать ее заставили обстоятельства. «Опять срываться с места»… Второе: да никто ее и пальцем не тронет. Не посмеют. Придется с ним дело иметь — а этого господа врачи из городской больницы делать не станут. Но если кто-то все же затеет возню, откуда ждать опасности в первую очередь?

— Ну-ну. Кто вас спросит теперь. Раньше надо было думать.

— Прекратите истерику, Кэтрин.

Она расплакалась. Точнее Грег увидел, как навернулись на глаза слезы, задрожали капельки влаги в уголках — но не пролились на щеки. Сильная. Держит себя в руках. Он слабо улыбнулся, вспомнив приступ ее бешенства. Хорошо. Пусть лучше кричит, чем плачет.