— Поздравляю, ты неплохо сохранился. — Кончиком пальца Лон провела по его лицу, не удержавшись от замечаний: — Ни лысины, ни седины. Благородные морщины. Глаза с чертовщинкой… А знаешь, что ты весьма привлекательный мужчина? Я хочу сказать, без очков…
— А тебе, соплячка, сколько лет? — Рони вдруг охрип. Он разволновался больше, чем хотелось бы, а потому злился.
— Я женщина, — спокойно ответила Лон.
Нет, ее нужно отшлепать и выставить за дверь! Его взгляд задержался на ее округлых бедрах. Рони уже не соображал, что происходит.
— Ну и что ты думаешь о моих книгах?
— Они слишком нудные.
— Ты еще слишком молода, чтобы понять их.
Девушка весело и звонко расхохоталась.
— Мой милый Рони, наше поколение уже решило все твои проблемы!
— Не смеши меня!
— Впрочем, у тебя есть талант. Но то, что ты пишешь, сухо и невыразительно. Понимаешь, никаких чувств, а чувства — это соль! Хочешь показать, как ты умен, и ударяешься в нудные поучения. Не там ищешь! Головой не пишут!
— Чем же, по-твоему, пишут? — теперь вопросы задавал он.
— Членом, — спокойно ответила Лон.
Рони подпрыгнул как от удара током высокого напряжения.
— Да ты лежи, — сказала Лон.
— Довольно. Если б твоя мать это слышала!
— Ложись, — мягко повторила девушка. — Ты прекрасно знаешь, что я права. И если хочешь что-то кому-то растолковать, то лезь не сюда, — она постучала по лбу, — а сюда… — Взяв руки Рони в свои, Лон приложила их к переднику, прикрывающему низ ее живота.
— Девочка, а не слишком ли ты торопишься?
Он нервно закурил, забыв предложить сигарету гостье. Лон откинулась на подушки рядом с ним и вновь взяла его за руку.
— Не я тороплюсь, Рони. Это ты отстаешь. Хочешь знать, сколько мне лет?
— Какая разница…
— Тринадцать.
— Черт тебя поймет!
— Что скажешь, Рони?
— А в двадцать что тебе останется?
— То, чего тебе не хватает в пятьдесят. Мечты и надежды.
Рони замолчал, не зная, о чем говорить дальше, но наконец решился:
— Послушай, Лон, ты заявляешься ко мне без предупреждения, когда я еще сплю, и, как молоток, обрушиваешь мне на голову свои побасенки. Да знай я об этом сразу… Иди-ка ты, девочка, домой!..
— Слишком поздно!
— Что?!
Она приподнялась на локте, провела большим пальцем по его губам, наклонилась над ним и чарующе медленно принялась ласкать их своими. Потрясенный Рони молил небо ниспослать ему силы оттолкнуть ее. Пока еще он не пересек границу, за которой перестанет быть Рони. А граница так близка… Так пьянит его эта неожиданная близость. Насколько мать была груба, настолько нежной, свежей, гибкой казалась ему дочь. И этот — с ума сойти! — почти забытый аромат — нет, не духов, а самой юности… Девочка права, все сказанное ею, — правда. Это он старый дурак! Второй такой встречи не будет! Хватит рассуждать, жить иллюзиями в ожидании Бог знает какого счастья. Она с ним, здесь… Его руки сжали гибкое тело Лон. Какая разница, что привело ее сюда! Рони прижался щекой к ее щеке, потрясенный, задыхающийся, с бешено бьющимся сердцем.
— Лон… — Он скорее угадал, чем увидел ее улыбку.
— Ты и сам видишь: слишком поздно, — прошептала она.
Теперь Пегги была уверена: прислуга ворует! На одну чашу весов она поставила пустое фарфоровое блюдо, на другую принялась выкладывать металлические бигуди, пока чаши не уравновесились. Туда, где находились бигуди, она добавила еще килограммовую гирю, а на блюдо выложила из консервной банки икру, всю до последнего зернышка. Но чаша с икрой продолжала оставаться вверху. Пегги быстро прикинула: 123 грамма икры Эмили втихомолку слопала на кухне! При одной только мысли, что ее обкрадывают, ей стало плохо. Она вскочила, нервно нажимая кнопку звонка, и бросила машинальный взгляд в зеркало, по привычке напрягая грудь. Да, этим природа ее не обидела: грудь по-прежнему оставалась высокой и упругой.
— Вы меня вызывали? — Эмили, скромно потупившись, остановилась у порога.
— Вам известно, сколько стоит килограмм икры? — зло прошипела Пегги.
Эмили пожала плечами.
— Я никогда не покупаю икру, мадам.
— Ну еще бы! Вы прекрасно обходитесь той, что покупаю я!
— Мадам!
— Замолчите! Вы съели 123 грамма! А килограмм икры стоит 163 доллара. Значит, ваш завтрак обошелся в 20 долларов и четыре цента. Я не собираюсь скармливать вам мой «шампунь», а поэтому вычту эту сумму из вашей зарплаты.
И, вывернув икру с блюда на голову, Пегги принялась сердито втирать ее в волосы. Эмили робко попыталась возразить:
— Мадам, уверяю вас!
— Вон отсюда!
Зазвонил телефон. Эмили поспешно сняла трубку.
— Мадам, вас спрашивает мистер Джереми.
Пегги подошла, но прежде чем взять трубку, вытерла лоснящиеся от икры руки о белоснежный передник горничной.
— Выметайся! — приказала она и, обращаясь к Джереми, попросила: — Перезвони чуть позже. Эта чертова икра попала мне в ухо!