Вдова

Смутившись, он встряхнул головой, заметив краем глаза, что Пегги, одетая в строгий серый костюм, стояла опершись о комод, довольно далеко от супружеского ложа, хотя оно и заполняло почти всю комнату. Калленберг подошел к ней, взял за руки и спросил, чувствуя все ту же странную скованность:

— Хотите чего-нибудь выпить?

Слишком холодно она его принимает. Похоже, ее разозлила его неудачная фраза.

Пегги нетерпеливо высвободила руки, а он молча откупорил шампанское, наполнил два бокала и один протянул ей со словами:

— За нас и нашу новую жизнь.

Она лишь слегка пригубила, а он жадно осушил свой, налил себе еще и спросил:

— Вам не жарко?

— А вам?

— В общем-то да.

По правде говоря, все в нем пылало. Эти проклятые пилюли слишком быстро начали действовать. С каждым ударом сердца его тело вздрагивало как от разряда высокого напряжения.

— Вы мне не сказали, как вам нравится спальня?

— Речь, полагаю, идет об этой подстилке? — в голосе Пегги слышалась явная насмешка.

Растерявшись, Калленберг чуть не выронил бокал, но сделал вид, что принял ее слова за шутку.

— Вы ее уже опробовали?

— Нет. — Небрежным жестом Пегги отказалась от протянутого ей бокала.

Калленберг залпом опрокинул свой, чувствуя, как его охватывает приступ злости. Эта дамочка еще не знала, чем рискует. Трахнуть бы ее бутылкой по голове или вышвырнуть в море.

Парадоксально, но эти импульсы к убийству, которые временами озадачивали и его самого, были мощным стимулятором его мужской силы. В такие минуты он не знал себе равных, о чем хорошо знали его жены и многочисленные подружки, с которыми Герман занимался любовью, поначалу хорошенько отколотив свою партнершу.

— Скажите, а почему вас прозвали Синей Бородой? — В глазах Пегги зажегся лукавый огонек.

Сбитый с толку, Калленберг опустошил еще один бокал и хихикнул:

— Видите ли, я прячу трупы своих жен в шкафу.

От досады, что снова сказал глупость, он прикусил губу.

— Так я и думала, — усмехнувшись, сказала Пегги.

— Что вы имеете в виду?

Она не ответила, а он нервничал все больше и больше.

— Говорите же! Что вы имели в виду?

Действие пилюль становилось невыносимым. В венах, казалось, бушевал огонь, пронизывая все тело до кончиков пальцев ног. Он сделал последнее усилие, чтобы этот долгожданный момент не был испорчен окончательно, и, смущенно кашлянув, вполне дружелюбно спросил:

— Пегги, что это на вас нашло? Я вас чем-то обидел?

— Нет.

— Тогда почему вы меня так встретили? Почему? Если б вы знали, как я вас хочу! Если б вы только знали!..

— Вот как?

— Да я умираю от желания. Неужели это не видно?

На ее лице мелькнула загадочная улыбка.

— Пока я ничего не вижу.

Приняв ее слова за приглашение к действию, Калленберг ринулся к ней, хотел обнять.

— Пегги! О, Пегги!

Она грубо оттолкнула его.

— Не так! Отойдите!

— Но как? — промямлил он. — Как?

— Раз вы утверждаете, что желаете меня, я хочу видеть.

— Не понимаю.

— Хочу, чтобы вы мне показали… Я достаточно ясно выразилась?

— Вы хотите, чтобы я вам… показал?

— Да. Хочу.

Калленберг чуть не застонал. Такого неистового желания ему еще никогда не доводилось испытывать. Оно причиняло ему дергающую боль, туманило взгляд, отдавалось звоном в ушах. Дрожащей рукой он быстро приспустил плавки и распахнул халат.

— Вот… — проблеял он. — Вот…

На лице Пегги читалось изумление. Она приблизилась на два шага, словно отказывалась верить тому, что увидела. Слегка нагнувшись, чтобы лучше рассмотреть, она резко выпрямилась и процедила сквозь зубы:

— Не может быть! — Ее презрительный, категорический тон не сулил ничего хорошего. — Одевайтесь, Герман!

— Как? Как?!

— Мне нужен мужчина, а не сморчок.

— Что? Сморчок? Да как вы смеете? Мне… После всего, что… после…

В его глазах вновь вспыхнула ярость, в голове билась мысль: овладеть ею, а затем убить. Он вдруг захотел ее так, как не хотел ни одну другую женщину. Схватив ее за руку, Герман повис на ней и изо всей силы дернул, так что оба упали на кровать. Тяжело дыша, он хрипел:

— Сука! Сука! Сука!

Пегги как уж извивалась под ним. Сковав ее своим весом, он схватил ее за волосы, не давая поднять голову, и впился жадным ртом в пухлые губы. Но в ту же секунду звериный рык вырвался из его груди — проклятая шлюха укусила его. Ощущая во рту странный привкус крови, желчи и еще чего-то, он заломил чертовке руки за спину и ударил ее кулаком в лицо. Она смягчила удар, резко повернув голову, и тут же попыталась стукнуть его коленкой между ног. Но это ей не удалось. Медвежьи лапы Германа клещами стиснули ей плечи.

Теперь Пегги испугалась всерьез. Окажется ли эффективным ее последнее оружие?

От резкого рывка отлетели пуговицы ее блузки, как бумага затрещала рвущаяся ткань. Под блузкой у Пегги оказалась комбинация, а на ней была изображена ухмыляющаяся физиономия Сократа.