Вдова

Он снова коснулся клавиатуры. И место Ренуара заняла картина Вермера. На ней была изображена женщина, приоткрывающая дверь изнутри.

— Если позволите, — нарушил тишину Найт, — я включу музыку. Для меня каждая картина ассоциируется с ней. Взгляните только на знаменитый свет Вермера, которым освещен весь интерьер. Это тепло, нежность, счастье.

Раздались первые звуки концовки Девятой симфонии, Гимна радости. Пегги долго молчала и тогда, когда музыка смолкла, а потом повернулась к Арчи.

— Арчибальд?

Никакого ответа. Пегги легонько коснулась его руки.

— Арчибальд?

Его лицо медленно повернулось, но глаза еще не видели ее; в них отражалась картина. Он только что провел несколько минут с этой женщиной, может, даже говорил с ней. Со страхом Пегги снова перевела взгляд на полотно. Но нет, ничего не изменилось: женщина не сделала ни единого движения. Она навечно останется стоять в чуть приотворенной двери, которая не закроется…

— Вы что-то сказали? — Найт, словно после глубокого сна, медленно возвращался в этот мир.

— Я никогда ничего не слышала об этой картине Вермера.

Старик рассмеялся.

— В этом нет ничего удивительного. Скрывать не буду — большинство моих полотен были украдены, некоторые даже много веков назад. Ими наслаждались фанатики вроде меня, первой заботой которых было спрятать картины от неподобающих глаз. Музеи… Какое заблуждение! Невежественные взгляды оскверняют шедевры, превращают в доступных всем шлюх! Посмотрим что-нибудь еще?

Пегги задумалась.

— Арчибальд, на сегодняшний вечер, пожалуй, достаточно. Я хотела бы вернуться. Мне нужно лететь в Грецию. Я еду искать дочь.

— А-а, — произнес он разочарованно.

— Не огорчайтесь. Хочу, чтобы вы знали… Я могла бы провести целые годы в этом подземелье и смотреть, только смотреть, ничем другим не занимаясь… Арчибальд, мы часто будем приходить сюда вдвоем.

— Я провожу здесь все свои ночи.

Пегги неожиданно вспомнила все, что он говорил за ужином.

— Но вы еще кое-что хотели мне показать. Помните?

Он смущенно опустил голову.

— В другой раз, в другой раз…

Этот музей подействовал на Пегги в общем-то угнетающе. Обратно она шла впереди Найта, притихшая, оробевшая, и тайком облегченно вздохнула, когда они вновь оказались в холле. Теперь можно было снова настаивать.

— И все-таки, что еще я должна была увидеть?

— Только не сегодня, прошу вас. Впрочем, это была бы глупая затея.

— Арчибальд!

— Ничего интересного, дорогая, уверяю вас! Это несколько иная коллекция. Если можно так выразиться, очень личная. Когда мы получше узнаем друг друга…

Сгорая от любопытства, Пегги решила не трогаться с места, пока не узнает, что еще старикан хотел ей показать.

— Но я очень вас прошу! Лучше бы вы об этом не говорили.

— Нет, нет! Вы будете разочарованы.

— «Очень личное» — вы так, кажется, сказали?

— Ну да, — запнулся Найт. — Скажем, имеющее прямое ко мне отношение.

Взгляд его затуманился, словно он только что попрощался с миром. Что-то наподобие бельма скрыло радужную оболочку глаза и зрачок.

Прошло целых двадцать секунд…

— Прямое отношение к вам? — повторила Пегги. — Все, что исходит от вас, вдохновляет меня!

Найт нерешительно пожал плечами.

— Вы на меня рассердитесь.

— Арчи, — она скользнула по нему нежным и ласкающим взглядом, откинув голову назад.

— Хорошо. Но запомните: вы сами этого хотели.

Теперь он повел гостью в ванную, нажал очередную кнопку, и одна из панелей бесшумно повернулась. Перед Пегги предстали нескончаемые ряды сосудов с этикетками. Еще не зная, в чем же дело, она почувствовала странную дурноту. Подобное ощущение ей пришлось испытать, когда в детстве одна из гувернанток затащила ее в ярмарочный сарай, где были выставлены заспиртованные уродливые зародыши и мертворожденные дети. Чувствуя то же острое покалывание в сердце, Пегги постаралась засмеяться.

— Консервы?

— Именно.

— Из чего?

— Из меня.

Ее чуть было не вырвало.

— Сюда я тоже никого не приводил, — продолжал Арчибальд. — Одна лишь Урсула подсчитывает экспонаты и наклеивает этикетки… Вы первая, Пегги. Ибо я доверяю вам и думаю, что… вы и я… вскоре…

Пегги подняла на него глаза, пытаясь изо всех сил скрыть свое отвращение.

— Раз уж я осмелился, — Арчибальд стоял, покусывая губы, — то примите в дар одну из скляночек.

Пегги еще нашла в себе силы пробормотать первое, что пришло на ум:

— Это самое лучшее доказательство вашей любви ко мне, Арчибальд. Ничто другое не доставило бы мне большего удовольствия!

Его лицо озарилось радостной, почти детской улыбкой, и она подумала, что Найт просто сумасшедший! Тем не менее она собрала все свое мужество и протянула руку к полке.

— Нет, нет! — поспешно остановил ее Арчи. — Только не любую! Позвольте мне самому выбрать!

Он исчез между полками. Послышался стук ударившихся друг о друга сосудов, и Найт с триумфальным видом остановился перед Пегги.

— Держите. Только взгляните на дату. 13 февраля 1938 года. День моего пятидесятилетия! Возьмите это, оно ваше!

Пегги схватила сосуд, словно дароносицу, и, преодолевая тошноту, сказала:

— Это самый дорогой подарок, который я когда-либо получала.

Найт опустил голову, и она поняла, что он краснеет.