Вдова

— Слышишь? — Даша схватила за руку Любу Астахову. — Слышишь, чего они говорят? Неужто правда? Неужто задарма столько силы тратим? А что, как правда — ненадежны стены?

— Знают, поди, инженеры, как строить.

— Знают... Не все они знают, инженеры. Котлован выкопали, где электростанцию ставить, а оказалось — нельзя там ставить. Промахнулись. Вдруг и тут промашка?

Весь день помнила Даша случайно подслушанный разговор. Казалось ей: что-то надо сделать, сказать кому-то, тревогу поднять. И не знала, как подступиться. Сроду не вмешивалась в такие важные дела. Тарелки мыла, землю копала, кирпич, лес сгружала с платформы... А управлять стройкой другие были поставлены, им и заботиться, чтоб напрочно строились цеха.

Но непривычное чувство хозяйки строящегося завода, пробудившись, упрямо тревожило Дарью. Она размеренно, уже попривыкнув к работе, сжимала в ладонях с задубевшими, переболевшими мозолями черенок лопаты, выкидывала из траншеи землю, а сама то и дело поднимала глаза на освещенную прожектором стену печного цеха, где, стоя на лесах, каменщики выкладывали второй этаж.

В полночь, закончив смену, Даша незаметно отстала от своих. Тихо и темно стало на стройке. Прожекторы погасли. Рабочие разошлись. Даша одна, с опаской переставляя ноги по лесенке-времянке, поднималась на леса пятого цеха, где уже давно не работали каменщики, и кладка должна была как следует схватиться.

Выбравшись на деревянную площадку, она постояла, глядя на утонувший во мраке город. Редко-редко где мерцали одинокие огоньки. На стройке тоже кое-где горели лампочки, сторож с винтовкой за плечами ходил возле заводоуправления. Даша схватилась рукой за ближний кирпич и рванула его из кладки. Кирпич не поддавался. Даша отошла на несколько шагов, двумя руками вцепилась в стену, принялась ее раскачивать. И на этот раз выдержала испытание стена. От угла до угла прошла самозванная контролерша, пытаясь вырвать из кладки хоть единый кирпич.

Не вырвала. Брехали старики. Крепкие стены выкладывают каменщики. Может, и не такие крепкие, как у церкви, — там, сказывала бабка Аксинья, яйца и творог в глину-то добавляли, а нынешние строители их не только в глину класть — в глаза не видят, — но свой срок выдержат.

Даша, успокоившись, тихо выбралась со стройки.

7

Стаяли снега. Отшумели ливни весенние. Отцвели в Серебровске буйные сады.

Лето. Между бараками на круглых вздувшихся клумбах распустились цветы. Легкая у Марфы оказалась рука. Особенно наряден ковер возле площадки для танцев. Анютины глазки глядят из ковра, левкои стоят гнездами, будто в корзинах, садовые ромашки весело показывают желтые зрачки из белых ресниц. Весной Марфа не давала девчатам покою:

— Нечего в бараке киснуть — айда клумбы копать.

Копали клумбы. Высаживали рассаду. Поливали... Теперь комсомольцам приспела новая работа: в свободное время строить клуб.

Даша уж два месяца комсомолка. Комсомольский значок на груди. Комсомольский билет в кармане платья. Василий телеграмму прислал: «Поздравляю Дашенька большим событием жизни...» То была первая в Дашиной жизни телеграмма. Она бережно спрятала листок с наклеенными строчками на дно сундучка.

Грабарка скрипит и вздрагивает на каждой выбоине. Немолодой трудяга-конь размеренно шагает по знакомой дороге. Даша опустила вожжи, пускай отдохнет Чалый. Много ли радости видит на стройке конь? Ночами не приходится погулять по лугу. Днем знай понукают, а чуть что — кнутом огреет временный хозяин.

Даша сидит на доске, положенной на борта грабарки. Смеркается. Сейчас побросают торф в проем меж дощатыми стенами засыпного барака-клуба и — все. Отдых. Песни, пляски пойдут.

Люба Астахова едет позади Даши. Слышен визг колес. А что ж возчики колеса не смажут? Нету заботушки, что коню тяжело.

Тишина, как в деревне. Кабы не этот скрип тележный, так было бы слышно, как зеленые хлеба шепчутся с матушкой-землей, как уговаривает на тайную любовь ветер-озорник тонкую березку. Паровоз прогудел. Вечерняя заря расписала край неба оранжевыми да лиловыми полосами. Вот так же переливается в печи последний жар, когда догорают и гаснут угли.

Чем сейчас Василий занят? К покосу ли готовится, дом ли строит... Успевает, поди, то и другое, он проворный и на работу жадный. Пишет: жду не дождусь. Дора уговаривала: поработай до августа, самая горячая на стройке летняя пора.

Город Серебровск неровно прорезал вечернее небо садами, крышами, голубятнями, светился множеством окошек. На стройке горели огни, пронзительные голубые искры вспыхивали и гасли. Это работали сварщики. Тише стало на стройке, реже сыпалась звонкая дробь клепальных молотков. Выживала клепальщиков сварка. Празднично взвивались в ночное небо голубые искры. Даша зачарованно следила за переменчивыми слепящими огоньками.

Чалый заторопился, самовольно перешел на небойкую рысь. Видно, и он сообразил, что последний рейс совершает. А раз последний — можно понатужиться.