— Я, знаешь, почему косы отрезала? — опять заговорила Люба. — У меня хорошие были косы, длинные. Но левая тоньше правой. Ряд посередине, а косы неровные. И старухи говорили: к вдовству. «Вдоветь, тебе, Любушка, вдоветь»... Неужто, правда, вдоветь?
— Не думай ты о худом!
— Я не думаю. А на сердце, сама не знаю — отчего, тоска накатывается. Колдун этот черный все не идет у меня из ума.
— Пустая твоя тоска. Будешь счастливая!
— Не бывать мне счастливой, Даша. Кого люблю, до того на цыпочках не дотянуться...
Неожиданно для всех загуляла Дора Медведева — неприступная, суровая, мужской твердости бригадирша. Как-то собрались все вечером в общежитии — ее нет.
— Сегодня на заводе — профсоюзное собрание. Может, на собрание осталась, — высказала догадку Люба, не предполагавшая за Дорой никаких иных интересов, кроме как к собраниям.
Но Дора явилась за полночь — самые долгие собрания не растягиваются до такой поры.
— Ты где это запропала? — сонным голосом поинтересовалась Даша. — Мы уж тревожиться начали.
— Так, — сказала Дора. — По городу бродила...
— Одна, что ль?
— Да нет... Много людей гуляют. Вечер хорош, снежок падает.
Даше спать хотелось — она не пыталась выяснить подробности про ярославский снежок. А утром глянула на Дору и не узнала: ямочка на ее щеке не исчезала от беспричинной улыбки, а разные глаза излучали тихую радость, только зеленый глаз искрился откровенно и беззаботно, а карий словно бы малость смущался.
Каждый вечер, снежок — ни снежок, стала уходить Дора из общежития. На расспросы девчат — с кем гуляет, только улыбалась, играя своей ямочкой на щеке. А если уж очень приставали, говорила:
— Приведу я вам его на смотрины, а то еще кто-нибудь помрет от любопытства.
Дора привела парня под выходной день вечером. Комната тут у девчат была небольшая, на шесть коек всего, стол стоял посередине. Дора с Настей днем сходили на базар, меду купили к чаю. Принарядились все девчата, гостя ждали с нетерпением. Свидание ему Дора назначила где-то на улице, и в комнату вошли вдвоем.
— Александр Угрюмов, — с некоторой торжественностью проговорила Дора. — Мой учитель по заводу.
— Жених, — уточнил Александр Угрюмов и, сняв шапку с головы, поклонился девчатам.
Дора отозвалась на эту рекомендацию смущенным смешком. Даша поглядела в лицо Угрюмова. Губы жениха были плотно сжаты, даже чуть приметные скорбные складочки залегли в углах рта, будто неволей и со страхом принял Александр Угрюмов жениховское звание. А в глазах прыгали такие неудержимые озорные смешинки, что Даша тут же и разгадала ту стойкую внутреннюю веселость, которая породнила Дору с Угрюмовым.
— Уж и пожениться решили? — удивилась Настя.
— Не советуете? — с нарочитой озабоченностью спросил Угрюмов.
— Строга у нас бригадирша, — включаясь в игру, серьезно предостерегла Даша.
— Со мной нестрогая не совладает, — сказал Угрюмов, снимая пальто. — Я в школе был непослушный. Да и сейчас...
— Дора перевоспитает, — пообещала Настя. —Тем более ростом повыше вас.
— Ростом-то я еще надеюсь подтянуться...
Девчата дружно захохотали. Стало легко, весело, никто уже не называл Угрюмова на «вы», а все обращались к нему, как Дора: Саша.
— Ты что же, сам ярославский? — спросила Настя.
— Нет, не ярославский. Я на шахте вырос, — продолжал Угрюмов. — Отец у меня сорок лет в шахте робил, ну и я четыре года успел. А мама была неграмотная, она даже часы не знала. Будила меня: «Саша, вставай, обе стрелка внизу — пора на работу». Я маленько пограмотней ее был — два года в школу бегал. В двадцать лет газеты читал чуть не по складам. И тут уговорил меня товарищ ехать на рабфак, в Москву. А из Москвы уж в Ярославль направили.
— Повезло Доре, — сказала Настя.
— То ли ей, то ли мне.
— Свадьба-то когда у вас?
— Оно бы и сегодня можно, да не решили, где жить, — озабоченно признался Угрюмов. — Не хочет она в Ярославле...
Дора держалась тихо, скромно, будто не о ее судьбе шла речь, только улыбалась сдержанно, и ямочка цвела на ее щеке.
— А мы и не отдадим в Ярославль, — пригрозила Даша. — Хочешь хорошую жену — в Серебровск собирайся.
— Придется собираться, — согласился Угрюмов. Дора подняла на него счастливые глаза.
— А свадьбу, — сказала, — справим в поезде. Не зря Настя баян с собой взяла.
И сыграли ведь в вагоне свадьбу, в пути от Ярославля до Москвы. Водки оказалось две бутылки на всех, да и та больше досталась случайным пассажирам. А сами без водки веселились. Настя до боли в пальцах повторяла необширный свой репертуар, и плясали подруги Доры, и невольные гости, и жених с невестой, не жалея ни пола, ни каблуков. Проводник было возмутился, но едва ему объяснили ситуацию да рюмочку поднесли, — сам сплясал «барыню».
От Москвы ехали уже тихо, развлекаясь шутками и разговорами.
— Должны мне дать лучшую квартиру в соцгороде, — говорила Дора. — Сама выучилась и аппаратчика опытного с собой везу.
— Хоть бы комнату в бараке дали, — беспокоилась Даша.
— Дадут! Под открытым небом никто не живет, и для нас уголок сыщется. Ведь и ты не хуже других. Или прав у нас меньше?