Карла. Да все. Возьмите, к примеру, любой журнал…
Моретти встает с кресла и садится рядом с Карлой, чтобы вместе с ней посмотреть журнал.
Карла. Вот, пожалуйста, лежит на лугу почти голая… а эта в купальнике, если его можно так назвать, а уж эта в бассейне… я, право, не представляю себя в таком виде.
Моретти. Подобный фоторепортаж вполне годится для начинающей звездочки, которая хочет обратить на себя внимание. Вам бы он лишь повредил. Нет, фотографии совсем неплохие. Только, как говорится, репортаж репортажу рознь. Для вас нужно что-то совершенно иное. Более волнующее и менее прямолинейное… тридцатилетняя женщина… такая загадочная в своей женственности epanouie[1].
Карла. Epanouie?
Моретти. Да. Некоторые вещи можно выразить лишь по-французски. Так вот, мы с вами стремимся достичь подлинного совершенства. Я покажу вас всю, ничего не показав.
Карла. Совсем ничего?
Моретти. Все будет зависеть от воображения.
Карла
Моретти. Лучше.
Карла
Моретти. Вы не шутите?
Карла. Да нет же, нет!
Моретти
Карла. Но зачем? Не представляю себе…
Моретти. Хочу увидеть вас… понять…
Карла. Не знаю даже, где оно у меня.
Моретти. Какого оно цвета?
Карла. Пожалуй, чуть поярче, чем это. Цвета персика… как вы и говорили.
Моретти. Какая прелесть! Поищите его.
Карла
Моретти. Прошу вас, поищите как следует.
Он уговаривает ее мягко, тактично. Карла поднимается, на лице ее растерянность.
Карла. Но я совсем не уверена. Его почти наверняка нет.
Наконец она выходит из гостиной, словно желая избавиться от настойчивых просьб репортера. Моретти остается один в комнате. Он допивает свой коньяк, потом неторопливо встает и берет фотоаппарат. Возится с ним, но что он делает, мы не видим. Возвращается к журнальному столику и снова наливает себе коньяка. Стоя отпивает глоток. Осматривается так, словно что-то прикидывает. Расхаживает по комнате, то и дело останавливаясь. Похоже, он выбирает наиболее удачную композицию. Наконец становится прямо против двери, в которую только что вышла Карла. Дверь открывается, и на пороге появляется Карла в вечернем шифоновом платье персикового цвета. Они на секунду застывают, глядя друг на друга. Потом Моретти внезапно щелкает фотоаппаратом. Карла возмущена. Подходит к Моретти.
Карла
Моретти. Все зависит от точки зрения. С моей точки зрения, это не нахальство.
Карла. А что же?!
Моретти. Я вам помог.
Карла. Чем именно?
Моретти. Снимать лучше всего вот так — внезапно. Получается более естественно. Особенно такую женщину, как вы, не привыкшую позировать.
Карла. Возможно. Однако я вовсе не собиралась фотографироваться.
Моретти. Так мы избежали долгих препирательств.
Карла. Пожалуйста, отдайте мне эту пленку.
Моретти. Охотно. Только вначале давайте все обсудим. Увидев вас в вечернем платье, я решил, что вы не прочь сфотографироваться.
Карла. У меня есть одно условие. Я бы вас попросила сменить пленку, хотя это и может показаться вам смешным.
Моретти. Я об этом подумал заранее. Пленка чистая. Без единого кадра.
Карла удивлена. Она становится более агрессивной.
Карла. Представляю, что вы обо мне думаете! Сначала в трауре, а теперь…
Моретти. Да я ничего такого не думаю!
Карла. Хоть вы и мните о себе невесть что, но по натуре вы самый настоящий мелкий буржуа, ханжа.
Моретти. Я?! Но синьора, как вы могли так подумать!
Карла
Моретти. Синьора, да не могу я вас принимать за то, чем вы не являетесь. Я никогда бы не посмел…
Карла. Нет, вы ошибаетесь, дорогой синьор. Горе, мое горе, — оно внутри. Дело не в черном платье! У меня в душе черно. Я могу разрыдаться при малейшем воспоминании и в то же время одеться во все цвета радуги! И это вовсе не значит, что я недостойна вашего уважения.
Моретти. Ручаюсь вам…