Вдова из Последнего утеса

Тодд проснулся со странным ощущением тепла и покоя. Было хорошо. Легкость во всем теле, ничего не болит, даже ребра, и так легко дышать.

Спокойно. Словно теперь все точно будет хорошо, все закончилось.

Счастье…

Странное, даже обманчивое ощущение.

Потому что не закончилось.

Или он умер и поэтому так?

Тодд приоткрыл глаза.

Он лежал на кровати. Мягкий, приглушенный свет. Небольшая комната, светлые стены…

Рядом сидит женщина…

Тодд не понял, не поверил сразу. Как это возможно? Или ему просто кажется, у него видения после всего, что было? Он сходит с ума?

Но если тролли забрали его, если он здесь, то почему бы и нет?

Женщина протянула руку, коснулась его пальцев, погладила. Улыбнулась так мягко.

— Ты проснулся, — тихо сказала она.

У нее нежные пальцы и глубокий певучий голос. Все, как он помнит. Вот так же она пела ему колыбельные.

— Мама?

Так не может быть.

Почти до слез.

— Я скучала, — сказала она.

Потянулась ближе, погладила его волосы. От ее прикосновений разливалось тепло.

Это правда?

Тодд моргнул.

— Ты совсем не изменилась, — шепотом сказал Тодд, пытаясь все осознать.

— Изменилась, конечно, — немного грустно улыбаясь, сказала она. — А ты стал совсем взрослым, мой мальчик. Стал мужчиной.

Это было так…

До боли в сердце.

«Я тоже скучал». И «Как ты могла уйти?! Мама, как! Мне тебя не хватало!» Но Тодд давно не ребенок для таких слов. Он и сам знает, почему она ушла, все понимает. Шона дочь Гудайрид была слишком нечеловеком. В деревне, где они жили, ее побаивались, обходили стороной. И ее, и Тодда, и отца. Дети не хотели с Тоддом играть. Он столько дрался в детстве, что, наверно, и дня не проходило без новых синяков. Одно хорошо — всегда был сильным и крепким парнем, слишком уж явно задирать его побаивались.

Отца сторонились тоже. Без открытой агрессии, но…

Как долго можно так жить, когда ты не свой и не чужой? Когда тебя сторонятся, отводят глаза?

Тодд был ребенком и просто принимал как есть. Было как было. А у отца с матерью чем дальше, тем чаще случались ссоры. И даже тогда он не мог никого из них винить, потому что видел, что происходит. Дело даже не в них самих, просто не смогли справиться.

Помнит, как мать плакала, а отец кричал, пытался что-то доказать ей. Потом мать кричала, а отец хмуро сидел за столом… Помнит, как мать сидела, уткнувшись отцу в плечо, а он гладил ее по волосам, успокаивая. Они любили друг друга, но не вышло, не смогли.

А потом она ушла. А Тодда с отцом лорд Ульвар позвал к себе. Лорд давно звал, но отец отказывался. А тут…

Сейчас он снова…

И это как-то безумно вдруг. Оглушает. Нереально. Словно все это сон. Так, что в глазах слегка плывет.

Тодд попытался взять себя в руки. Собраться.

Приподнялся на локтях.

— Где я? — спросил он.

— В Троллхеймене, — сказали от дверей.

И Тодд вздрогнул, мгновенно сел, нега и тепло рассеялись разом.

У дверей стоял тролль. И даже сложно сказать, что в нем такого нечеловеческого было — высокий, мощный, хотя не слишком уж больше обычного, желтые глаза… но совершенно точно он не был человеком.

— Очнулся, — чуть заметно усмехнулся тролль. — Это хорошо, а то у нас мало времени. Значит, ты приехал сюда как лорд Последнего утеса?

— Я не лорд, — сказал Тодд, выпрямляясь, хотелось встать, но пока был не слишком уверен в своих силах. — Я командир гарнизона, так что за охрану и безопасность отвечаю я. Последний утес принадлежит сейчас новорожденному лорду Аарону Марнаху, но он слишком мал, чтобы как-то говорить за себя.

— Она назвала его Аарон? Что ж… — и усмешки в голосе тролля чуть больше. — А ты не лорд? Тогда кто послал тебя?

— Никто, — сказал Тодд. — Это мое решение.

— Я слышал, ваш король послал в Утес лорда Сазерлана, чтобы отдать эти земли ему.

— Да, — сказал Тодд. — Но я убил его.

— Убил? — тролль откровенно смеялся над ним. — Почему?

— Защищал лорда Аарона, — холодно сказал Тодд. — Я поклялся служить и служу верно.

— Как верный пес. Что ж… Я слышал уже. А ты… хм, мог бы получить больше, ты знаешь это? По нашим законам отвечать полагается скорее сыну и наследнику, чем кому-то еще. Но в тебе тоже есть эта кровь и ты пришел сам, так что мы готовы принять твой выбор. И еще тебе стоит знать — мы не убиваем младенцев, что бы ты там ни думал. Но мы забрали бы ребенка сюда, и со временем, повзрослев, он бы отработал долг отца. Своей службой. Это не рабство, личную свободу он бы не потерял. Он служил бы, как ты служишь своему господину, я своему. Но ты решил приехать вместо него. С тобой иначе, ты не ребенок. Ты был рядом, мог вмешаться, но не сделал ничего. Тебя, скорее всего, приговорят к смерти. Ты готов умереть?

— Готов, — сказал Тодд ровно.

Готов. Для этого он здесь. Он знал.

— Хорошо, — кивнул тролль. — Чуть позже тебе принесут еду и одежду. А сейчас ты расскажешь все, что успел узнать. И не думай, что удастся скрыть что-то, ты не скроешь. Твою судьбу будет решать Совет.

Тодд кивнул. Да, он все расскажет. Ему нечего скрывать.

На мать отчего-то было смотреть немного неловко, Тодд не смотрел. Она ведь не станет жалеть его? Нет… После всего сказанного — не очень понимал, как себя вести. Радоваться встрече? Просить о помощи?

Нет, просить он точно не станет.

Мать сама взяла его за руку, сжала пальцы.

— Не бойся, — сказала шепотом. — Здесь многие на твоей стороне.

Поднялась и тихо ушла.

Не бояться?

Страх — это не совсем то. Он готов к смерти. Но… На его стороне?

Нет, Тодд решил, что даже не будет думать, что это может значить для него. Он уже готов принять свою судьбу, и лишние надежды… ни к чему. Все, что от него зависело — он сделал. Теперь осталось только рассказать. И ждать решения потом.

Но и рассказать не вышло тоже. Все вышло не так.

Тролль, который пришел к нему, на вид был совсем обычным, скорее человеком. Неприметным, скучным.

Принес ведро, поставил рядом.

— Сядь на стул, — сказал он сухо и равнодушно. — Закрой глаза и постарайся не сопротивляться. Если попытаешься закрыть сознание — будет только хуже, я сломаю и увижу все равно. Не дергайся. Будет тошнить — не стесняйся, всех тошнит, особенно в первый раз.

Пододвинул ногой ведро к стулу ближе.

Вот же…

Тодд сел. Все это немного странно, но раз уж он здесь, спорить бессмысленно. Пусть так. Значит, тролли хотят увидеть сами? Могут проникать в сознание, доверяют скорее магии, чем его словам.

— Дыши глубже, — сказал тролль. — Если будешь дергаться, мне придется тебя связать. Но, может, обойдемся и так.

Хорошо. Тодд кивнул снова.

Тролль подошел, долго смотрел Тодду в глаза, потом положил руки ему на виски. Чуть надавил.

И вдруг такое ощущение, словно земля уходит из-под ног и Тодд летит в глубокий колодец. Сразу и резко, так, что невыносимо кружится голова. И виски пронзает болью. Он еще чувствует прикосновение пальцев, но так, словно они проходят сквозь кожу, сквозь кость, протыкают насквозь. И хочется орать… но мир так кружится, что даже дышать не выходит.

Вспышки света бьют по глазам, мелькают. Быстро, хаотично. В этих вспышках мелькают чьи-то лица, чьи-то слова… На мгновение лица задерживаются, потом кружатся хороводом снова. Словно кто-то быстро-быстро листает его жизнь, выхватывая отдельные куски, поворачивая, рассматривая и отбрасывая лишнее.

Все быстрее, до тошноты.

Не хватает воздуха.

И паника подкатывает, совершенно нереальная, неконтролируемая.

Все, что Тодд может — изо всех сил схватиться за стул, до боли в суставах, чтобы хоть как-то удержаться.

Такое чувство, словно его наизнанку выворачивают, перебирают там все, копаются…

Так долго, что ощущение реальности теряется окончательно.

А потом вдруг отпускают резко, и мир переворачивается снова. И словно тяжелым молотом бьют по голове, кажется — сейчас расколется. В руки суют ведро, дергают вперед…

Тодда выворачивает, потом снова.

Потом он понимает, что стоит на четвереньках на полу, над этим ведром, пытается не упасть. Отчаянно кружится голова. Темнеет в глазах и звенит в ушах.

— Это скоро пройдет, — говорит тролль. — У нас мало времени, а ты, как мне сказали, крепкий парень, выдержишь. Сейчас старайся дышать глубже и глаза не закрывать, пока кружиться не перестанет. О том, что решит Совет, ты узнаешь завтра.

* * *

Тодд лежал на спине, глядя в потолок.

День сейчас или ночь — не разобрать. Тут нет окон, солнца не видно, не узнать. Горные тролли живут иначе…

Головная боль отступила и улеглась, только звенело в ушах еще, но с этим вполне можно жить. Ему принесли воды умыться, чистой одежды. Забрали ведро. Потом принесли обед… или ужин, даже и не понять. Поначалу есть не хотелось, Тодд чуть ковырнул мясо и пирог с грибами… хотел лечь на кровать снова, но в животе вдруг так тоскливо заурчало, что решил не откладывать. Силы ему еще могут понадобиться.

И теперь, впервые за много дней, ему не надо было никуда бежать и ничего делать. Только ждать. И это так непривычно и тягостно.

Комната была почти пустой — только кровать, стол и стулья, больше ничего. Дверь заперта. Делать нечего. Стучать и требовать, чтобы его выпустили — бессмысленно, он не гость, а подсудимый. Заключенный. И вообще, может быть, что и жить ему осталось до утра… это если сейчас вечер.

Тихо и пусто.

И пустота внутри.

Он сделал все, что мог. Вот только отчего-то казалось, что недостаточно, что нужно бы кинуться и доделать. Но уже никак.

Не попрощался с Кейлен. Оно и не стоило, пожалуй. К чему ей лишние прощания? Лишние переживания только. И чем меньше она будет о нем думать, тем лучше… Она, может, и вовсе не думает. Если раньше ее нужно было защищать, то теперь, кажется, все не так уж и страшно. Тролли ее тронуть не должны, Сазерлана он уложил, а другие женихи… что ж, Кейлен разберется с ними и сама. Говард поможет. Сукин сын, но совсем уж обижать сестру не станет.

Тодд сделал все, и теперь можно тихо помереть.

Закрыл глаза, полежал…

Помирать, конечно, не хотелось. Но и бегать от судьбы… Интересно, как с ним поступят? Вернее, интересно — это не совсем то, но хотелось бы знать.

Главное, чтобы к Кейлен и Аарону не было никаких претензий. Они точно не виноваты.

Он лежал… и мысли раз за разом снова возвращались к ней. Кейлен.

Как она там?

Он ведь влюбился. Ни на одну женщину никогда не смотрел так, как на нее. Никогда раньше такого не чувствовал. А с ней… Как это вышло? С того самого дня, как увидел впервые, как Элмер привез ее в Утес. Услышал ее смех, увидел, с каким живым любопытством блестят ее глаза. Только пока Элмер был жив, Тодд не позволял себе даже думать… Потом тоже не позволял. Она не для него. Леди. А он…

Теперь уже не важно.

И от этого как-то легче становится. Уже не важно. Все.

Если бы он увидел, как она выходит замуж снова, то как бы жил с этим? А так — не увидит. Пусть только она будет счастлива. Пусть ей встретиться хороший человек, который сможет любить и беречь. Тодд искренне этого счастья Кейлен желал.

Только от этих мыслей хотелось выть и биться о стену. Невыносимо.

Но выть он не будет, конечно. Полежит тихо, подождет. Потом за ним придут… и будет уже не важно.

«Возвращайся». Ее тонкие руки обнимают так крепко, она всхлипывает, уткнувшись ему в плечо. Возвращайся. Ее волосы пахнул травами и молоком.

Ничего, это все успокоится и пройдет. Ничего ведь не было. Он так ни разу не решился толком обнять ее в ответ. И это хорошо. Чем меньше было, тем легче забыть.

И все равно думает о ней. Мысли возвращаются снова. Не выходит не думать.

Лучше о ней, чем о себе.

* * *

— Сюда. Господин ждет тебя.

Тодда привели в огромную, освещенную голубоватым светом пещеру. Провели сквозь скалу, просто приложив ладонь и открыв путь. Не парадный зал, не стены, как в той комнате, где его держали, а дикий камень. Ручеек бежит…

Огромный тролль сидит спиной к нему, глядя на воду, думая о чем-то своем.

Тролль повернулся, когда Тодда подвели ближе. Окинул взглядом с ног до головы.

Нечеловек. Чистокровный. Точно не человек, не спутать. И даже не из-за роста, а во всем облике его было что-то звериное, дикое. Пугающее. И в то же время величественное. Словно вся сила гор собралась в нем.

Господин.

— Ты знаешь, кто я? — спросил он Тодда. Голос глубокий, рокочущий, но говорил не на тролльем, а как человек.

— Нет, господин, — Тодд склонил голову.

Тролль криво ухмыльнулся, обнажая острые клыки. Впрочем, без злобы, скорее с интересом рассматривая.

— Я Айтахай дин Марун, глава Красного дома Фирзы. Старший брат Гудайрид, твоей бабки… — и чуть помедлил, давая Тодду оценить. — Король Троллхеймена.

Желтые звериные глаза смотрели прямо и насмешливо.

Тодд не стал больше кланяться. Не этого от него ждут.

— Это честь для меня, — просто сказал он.

Тролль кивнул, словно одобряя.

— Дело не в чести, — сказал он. — Но я давно хотел посмотреть на тебя вблизи. В конце концов, ты мой двоюродный внук. Знаешь, для чего ты здесь?

— Меня должны судить за то, что допустил беспорядки на этой земле. Элмер мертв, его сын младенец, так что отвечать мне.

— Мы можем подождать, пока младенец вырастет. Мы умеем ждать, — тролль склонил голову на бок, разглядывая.

— Нет, — сказал Тодд. — Не трогайте его.

— Ты ждешь снисхождения, за то, что пришел сам? Или, может быть, надеешься, что раз ты мой родственник, я не стану сурово наказывать тебя?

— Нет, — сказал Тодд. — Снисхождения я не жду.

— Многие здесь желают твоей смерти и твоей крови, — сказал тролль, чуть прищурившись. — Зрелищной и долгой смерти. Раз уж Элмера больше не достать. Что бы ты выбрал: содрать с тебя шкуру или сжечь на костре?

Главное не дергаться и ровнее дышать. Он готов умереть, а как — наверно, уже не так важно.

— Я должен выбрать? — спросил Тодд, вышло немного глухо.

— Выбери, — сказал тролль. — Я бы хотел услышать.

Дышать… Что ж, Тодд знал.

— Костер, — сказал он.

— Почему?

— Это выйдет быстрее, я полагаю.

Тролль засмеялся, желтые глаза сверкнули искрами. Кивнул.

— Лаахрин показал мне многое из твоей жизни, все, что увидел сам, — сказал он. — Это было интересно увидеть. Познавательно. То, что ты делал, то, что ты узнал, чему научился за свою короткую человеческую жизнь. Да, это было интересно. Кое-что даже оказалось новым для меня. И да, ты и твой Макмилан правы, кашу заварил Элмер, его жадность, его похоть… и он жизнью поплатился за это. Но большая часть того, что произошло — все же, наше внутреннее дело, — тролль вдруг тяжело вздохнул. — У нас, знаешь ли, своя борьба за власть и влияние. В этом мы не слишком отличаемся от людей. А скажи, — вдруг предложил он, — если бы тебя не призвали к ответу, что бы ты делал дальше?

Тодд даже вздрогнул. Что?

— Для начала, нужно покончить с беспорядками и провокациями, — сказал он. — Люди напуганы. Они не смогут нормально работать, пока будут ждать нападения. Нужно восстановить разрушенные оползнями дома, расчистить дороги… — чуть кашлянул, как-то не так это выходило. — Я оставил список первоочередных дел для леди Кейлен или того, кто за это будет отвечать. Полагаю, они разберутся.

Тодд сжал зубы.

— Эта южная девочка разберется?

— Она сильная.

— Она не удержит сама, — сказал тролль. Вздохнул. И вместе с ним, кажется, вздохнули горы.

Тодд сжал зубы сильнее, до хруста.

Кейлен будет непросто. Но как иначе?

— Сазерлан бы справился, — сказал тролль.

Тодд промолчал. Что тут ответить? Сазерлан мертв. И жалеть Тодд точно не станет.

— Возможно, и Говард Фитцежеральд справится, — сказал тролль. Поднялся на ноги.

Огромный. И вот так, вблизи, лицом к лицу, прямо до дрожи.

Обошел вокруг Тодда, разглядывая его со всех сторон. Тодд выпрямился, вытянулся, глядя перед собой.

— Скоро тебе сообщат окончательное решение, — сказал король Троллхеймена. — Пока можешь идти.