Вдова Кудер

Это было настолько правдой, что в тот момент, когда он ударил кастетом, ему показалось, что перед ним учитель английского языка.

Он ушел оттуда спокойный, даже с облегчением. Он перешел мост, прежде чем вернулся и увидел темную массу на тротуаре.

Он еще раз поколебался. Разве не проще сбросить тело в воду? Это позволило бы избежать осложнений на следующий день. И ему будет спокойнее.

Он вернулся чуть ли не вразвалочку и наклонился над телом.

А почему бы и нет?

«Смертный приговор осуществляется…»

И тем не менее через столько лет, когда он уже ничем не рискует, у него возник страх — обращенный в прошлое, непреходящий и мучительный. Он дошел до двери. Ему хотелось спуститься, войти к Тати, сесть на край ее кровати. Она бы поняла, что ему нужно побыть с людьми.

Кем стал мэтр Фагоне? Он всегда вполне доброжелательно относился к Жану, который, помимо своего желания, доверил ему дело. В конце концов они подружились, и адвокат ему рассказывал о своих похождениях с женщинами.

Жан поднял створку слухового окна, потянуло свежим ветерком. Он услышал пение птиц, видимо ночных. Впрочем, в птицах он не разбирался.

Ему стало холодно, и он плюхнулся в кровать.

Почему еще вчера он чувствовал себя таким счастливым?

* * *

У него болела голова, и, заснув лишь под утро, он пробудился с трудом. Тати поняла это с первого взгляда.

— Плохо себя чувствуешь? Пойди выпей чашку кофе, а уж потом покормишь кур.

Наверное, она была первым человеком, который его понимал. Уже с той субботы, с автобуса, когда она еще не знала, кто он такой и что он натворил, она начала называть его на «ты». В сущности, она так и не считала его взрослым человеком.

«Сделай то! Сделай это! Умойся! Побрейся! Выпей кофе…»

Она наблюдала за ним, думая что-то про себя. Если бы он заболел, она наверняка взяла бы его на руки, как ребенка, рассмотрела бы со всех сторон, уложила бы, сделала бы припарки.

«Успокойся. Я сделаю…»

Вот именно так ему всегда мечталось поболеть. Дома ему прислали бы нянек, или врача, или сиделку.

— Да, это я виновата! — вдруг произнесла Тати, когда он наклонился над инкубатором, чтобы поправить лампу.

— В чем?

— Мне не нужно было с тобой об этом говорить.

Он пожал плечами:

— Да мне все равно.

Он отмерил отрубей, добавил теплой воды и перемешал кашицу.

В это утро Тати решила не оставлять его одного.

— В субботу поедешь со мной на рынок. Немного отвлечешься. К тому же тебе пора постричься. А то вся шея заросла.

А ему хотелось перебраться через канал, завалиться в высокую траву и дождаться Фелицию. Он вполне бы удовлетворился, если бы издали увидел розовую крышу и дымок над ней.

Уже давно, когда ему было всего лишь двенадцать лет, у него обнаружили плеврит. Встревоженный врач велел сделать рентген, чтобы убедиться в отсутствии туберкулеза. В Лейзене, в санатории он нашел себе приятеля.

Тогда ему страстно хотелось, чтобы у него оказался туберкулез. Он тоже смог бы ходить в горы. Ему не пришлось бы ничего делать. Он лежал бы в шезлонге — именно так он понял санаторную жизнь, и все суетились бы вокруг него, кормили бы, как птенца, любезно исполняли бы все его желания, а сам он мог бы предаваться мечтам с утра до вечера.

— Ничего нет, мальчуган! Твои легкие абсолютно чисты.

Тати с сожалением посмотрела на часы:

— Мне пора на мессу.

Снова было воскресенье, но он не обратил внимания ни на рыбаков у канала, ни на возросшее количество велосипедистов.

«Смертный приговор осуществляется путем…»

Его могли приговорить к смертной казни. Он это знал. Статья 314-я.

«Убийство предусматривает смертную казнь, если оно сопровождалось другим преступлением или если до него или после него было совершено другое преступление».

Это был как раз его случай. Кража бумажника. Кроме того, статья 304-я в точности предусматривала обстоятельства: «Убийство также предусматривает смертную казнь, если оно имело целью подготовку или совершение правонарушения, либо создание благоприятных условий для бегства или ненаказания виновных или соучастников этого правонарушения».

Иначе говоря, если бы он не обманул и не поклялся, что предприниматель ударил первым и что именно в драке он перекинул его через парапет…

— Тати! — позвал он.

Он поднялся до двери ее комнаты, где она переодевалась перед мессой.

— Что с тобой?

— Да нет, ничего.

Он чуть было не признался, что ему страшно.

Никогда еще он не испытывал такого желания заболеть. Почему бы ему не пойти на мессу вместе с ней? Может быть, это позволило бы ему переключиться и подумать о чем-то другом?

— Последи за огнем, ладно? Картошку положи только в половине двенадцатого. Кстати, застегни мой корсаж! И постарайся не прищемить кожу.