Вдова села

— Вам известно его местонахождение?

— Неизвестно.

— Следовательно, ваш супруг пропал без вести?

Женщина отвечает не сразу:

— Я вообще не получала никаких вестей… Ни во время войны, ни после… И никто из тех, кто был с ним вместе на фронте, ко мне тоже не приходил… Ко всем приходил кто-нибудь, даже к тем, у кого… — здесь женщина запинается, точно не решаясь вымолвить вслух, как бы не накликать беду, — даже к тем, у кого… Вот и к Богнарам… Прошлый год… из Австралии… А от моего ни слуху ни духу.

— Когда вы в последний раз получили известие от мужа или о муже?

— Я не получала… ни разу… Когда уходил, сказал, что вернется. Вернется, и все тут.

— Прошу вас подробнее, что еще он сказал, когда уходил? — Прокурор навалился на край стола, глаза его впились в глаза женщины, на стиснутых кулаках вздулись жилы, у крыльев носа блеснули капельки пота. — Что еще он сказал? Постарайтесь припомнить все подробности… Ночью их провозили через село… Железнодорожная станция была полностью затемнена, в вагонах тоже нигде не было света… Вы в мешочке передали ему харчи на дорогу: каравай хлеба, шмат сала, килограмм сахару…

Женщина вспоминала, по ее блуждающим глазам было видно, что она далеко отсюда в кромешной тьме стоит на станции у огромного замершего эшелона… дала ему свитер и две пары теплых носков…

— Ваш муж соскочил с поезда, — продолжает тоном гипнотизера прокурор, — обнял вас и тут же прыгнул обратно в вагон, потому что состав стоял всего минуту. Что он вам тогда сказал? Что?

— Он сказал, — женщина по-прежнему была там, на станции, отдаленной от этой минуты пятнадцатью годами: — «Береги себя, Мариш, и сына, береги хозяйство. Чтобы, когда я вернусь, все было в целости».

— И вы не сумели сберечь! — Голос прокурора хлестнул, как удар кнута. — Сын внес все имущество в кооператив. Частного хозяйства больше нет! К чему же теперь вернется ваш муж?! Но ваш муж не вернется. Он погиб! Понимаете? Умер!

Женщина вытянулась и застыла, глаза ее расширились. Губы шевелились, но слов долго не удавалось разобрать:

— Умер… Мой Янош… Умер…

Женщина рухнула на скамью и зарыдала почти беззвучно.

Суд объявил перерыв, зал освободили от публики. Крестьяне чуть не до вечера возбужденно толпились в широком коридоре суда, однако заседание в этот день не было продолжено: подсудимая так и не смогла успокоиться. На следующее утро в переполненном зале снова раздался голос судьи:

— Обвиняемая, встаньте.

Крестьянка встала.

— Ваше имя?

Слабый голос женщины был едва слышен:

— Вдова Яноша Тёрёка.

Прокурор, ознакомившись с материалами дела, решил, что особых трудностей не предвидится. И был слегка разочарован: легких дел он не любил. А этот случай казался простым, как уравнение первой степени.

Сначала он допросил подсудимую и главных свидетелей, но эти допросы больше походили на сопоставление уже имеющихся протоколов с прямыми показаниями.

Итак, как же все-таки произошло покушение на убийство?

Был конец января. Организаторы кооператива вот уже неделю жили в селе, заявления от желающих вступить в товарищество по совместной обработке земли поступали одно за другим.

Яни Тёрёк каждый вечер возвращался домой чуть под хмельком, засиживался с дружками где-нибудь в погребке. Следует упомянуть, что все приятели Яни были старше его, люди в летах и, как правило, семейные, потому что из парней его возраста почти никого и не осталось в селе… Так что Яни волей-неволей прибился к мужчинам постарше, чтобы не быть одному. И постепенно парень, на добрый десяток лет моложе своих приятелей, стал пользоваться среди них авторитетом. А надо сказать, что Яни вовсе не был силачом, из тех, кого уважают за литые мускулы, Яни брал умом. Еще подростком он выделялся своей любознательностью, его интересовало все и вся, а уж после того как он вернулся из армии, никто на селе лучше Яни не разбирался в международной политике, в кинофильмах, тракторах и спутниках, знал он толк и в откорме скотины, и в разных сортах кукурузы. И язык у Яни был подвешен что надо. За словом в карман не лез и мог такое завернуть, что другим и возразить было нечего.

— Ведь чую, язви твою душу, что ты не прав, — говаривал, бывало, Яни кто-нибудь из приятелей, — да тебя не переспоришь…

Стоило Яни шагнуть на порог, как скука мигом выскакивала через окно, а то и через оба — конечно, если окон было два.

Однажды вечером возвратился он домой от приятелей; мать хлопотала по хозяйству, и он сообщил ей новость:

— Меня прочат в председатели.

— Какие такие председатели?! — удивилась мать.

— В председатели кооператива.

Мать долгое время молчала оторопело.

— Значит, ты вступил?

— Вступил.

Женщина снова замолчала, испуганно уставясь на сына. Парня это вывело из себя.

— Ведь земля-то моя! — грубо бросил он.

Яни сказал правду, потому что и скот, и сам участок земли, за исключением дома и на редкость плодоносного сада, был его личной собственностью. Два года назад мать сама «записала» их за сыном, однако на причины и обстоятельства этой передачи имущества прокурор поначалу не обратил внимания.