Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму

У входа дежурили трое русских солдат — крупные мужчины в традиционных русских шапках из меха нутрии или бобра, украшенных большой красной звездой, прикрепленной спереди по центру. Заезжие американские дипломаты обожали эти шапки. Время от времени, украв одну, они с гордостью ставили ее на обозрение в своих вашингтонских кабинетах. Солдаты были одеты в тяжелые серые шерстяные шинели, доходившие до середины голени, и высокие черные кожаные ботинки, напоминающие ботинки шагавших строем немецких солдат времен Второй мировой. Солдаты грозно охраняли здание посольства. Любой советский гражданин, желавший войти внутрь, предъявлял солдатам документы, которые те внимательно изучали. Пытавшихся прорваться в посольство солдаты уводили в стоявшую за углом будку и избивали. Будка находилась в поле зрения камер, видео с которых просматривали в посольстве, но сотрудники посольства были не в состоянии помочь несчастным советским гражданам.

Я пожалела, что не сверилась в штаб-квартире с планом посольства, чтобы знать, куда мне заходить. Полагая, что табличка с надписью “Канцелярия посольства” висела у главного входа, я пошла за мужчиной, который, казалось, знает дорогу, поднялась по гранитным ступеням и зашла в лифт “Отис”. Лифтера в нем не было. Мы поднялись в приемную на девятом этаже — входить в посольство полагалось сверху, а не снизу.

Мы открыли дверь в небольшую, хорошо освещенную приемную, где за высокой стойкой, справа от которой был установлен американский флаг, стоял морской пехотинец. Его основной задачей была охрана посла, но на самом деле он служил привратником, который определял, кто имеет право входить в закрытые помещения посольства, находящиеся за его спиной. Он не пускал туда ни советских чиновников, ни иностранцев.

Я подошла к нему и сказала, что приехала на работу. Он тепло приветствовал меня и позвонил человеку, с которым надлежало связаться по моему прибытию. Очевидно, меня ждали, потому что через несколько минут за мной уже пришли. Пока все шло хорошо. Я двигалась вперед, и все было ровно так, как я предполагала. Никто не задавал мне вопросов, на которые я не знала ответ.

Секретарь и офис-менеджер Кейт, невысокая блондинка с приятными манерами, приветливо встретила меня и жестом велела следовать за ней вниз по узкой лестнице. Сделав несколько поворотов, мы остановились у филенчатой двери без подписи. За дверью оказался небольшой тамбур с шифрозамком и кнопкой звонка, на которую я нажала. К счастью, дверь открыл Нил, которого я прекрасно знала со времен подготовки. Он пригласил меня внутрь. Я поблагодарила Кейт, и она молча вернулась в свой кабинет на восьмом этаже.

Нил провел меня по короткому коридору и пандусу к другой филенчатой двери с шифрозамком. Офис ЦРУ находился в коробке, которую легко было проверить на возможные технические проникновения. Даже проводка проходила в коробку через фильтры, которые не позволяли использовать провода как каналы для прослушки. Я никогда не обходила коробку снаружи, но знаю, что Нил часто осматривал ее, чтобы убедиться в ее безопасности. Когда Нил открыл дверь, я с удивлением увидела многих коллег из ЦРУ, которые собрались, чтобы встретить меня. Большинство из них я знала по многомесячным языковым курсам и курсу внутренней оперативной подготовки. Несколько лиц были мне незнакомы, но я сразу почувствовала себя в безопасности, прямо как дома.

Меня обнял Тим — начальник резидентуры, который обеспечил мне назначение в Москву. Он познакомил меня с теми, кого я еще не знала, и первым делом со своей секретаршей Дотти. Она стала моей опорой и лучшей подругой, хотя мы и не могли появляться вместе за пределами офиса ЦРУ. Она держала меня в курсе происходящего в офисе, включая все внутренние интриги.

Отслужив в Москве два года, летом 1976 года Дотти вернулась в США. Год спустя я поддерживала ее в Вашингтоне, когда она проходила радиотерапию из-за рака яичников. Она провела со мной некоторое время, восстанавливая силы, но в конце концов уехала домой во Флориду, где и умерла в 1978 году. Я всегда гадала, не был ли ее рак вызван микроволновым облучением малой интенсивности, которому американское посольство подвергали Советы.

Пока я была в Москве, посольство ежемесячно делало анализ крови всем американским дипломатам и членам их семей. Время от времени домой отправляли ребенка с повышенным содержанием лейкоцитов, что заставляло нас задуматься: неужели политика разрядки важнее жизней работающих здесь американцев? Впоследствии посольство закрыло все окна, выходящие на Садовое кольцо, металлической сеткой, которая, как утверждали технические специалисты Государственного департамента, должна была справляться с отражением микроволн. Воздействием этих микроволн можно было объяснить немалое количество случаев рака, но по сей день никто не сделал никаких однозначных выводов на этот счет.