Во времена несчастья люди часто говорят глупости. Мне самой страшно вспомнить, сколько раз я писала в записках с выражениями соболезнования что–то вроде «Пожалуйста, скажите, если я чем–то смогу помочь». Мне кажется, что вдовы могут вести себя более открыто и более явно выражать свои реакции и чувства, но слова — это далеко не все. Мы бы хотели, чтобы люди знали: не надо вести себя так, словно ничего не случилось. Пожать руку и посмотреть в глаза — это всегда намного, намного лучше, чем пустые слова.
Как долго?
Сколько еще ждать? Этот вопрос недавно овдовевшие женщины задают чаще всего, и каждая вдова знает, что он означает. Настанет ли такой день, когда я проснусь счастливой, когда я утром не разревусь, вспомнив, что он умер, когда я перестану по привычке оборачиваться, чтобы сказать ему что–нибудь, когда тишина в доме не будет казаться столь оглушающей? Когда я перестану плакать, слыша слова сочувствия? Когда я перестану злиться, если сочувствия не получаю? Когда я перестану чувствовать, что выключена из мира, вырвана, что я одинока, что я чужак?
Ответ — да, это произойдет, но в свое время. Постепенно вы будете меняться: то продвигаться вперед, то останавливаться, то снова отступать назад, в любой предсказуемой и непредсказуемой последовательности. В нашем обществе очень любят под все отводить четко определенные периоды времени: есть время рождаться, время ходить в школу, выплачивать кредит, время на то, чтобы срослась сломанная кость. По крайней мере, вы точно знаете, что это произойдет и действительно случится. Но здесь, в нашем случае, не существует никаких определенных временных границ и четких рамок.
Согласно некоторым религиозным обычаям вдова должна в течение года носить черное, и это нужно не только для того, чтобы почтить память покойного, но и для того, чтобы по окончании года символически перейти на новый этап жизни. Сейчас мало кто соблюдает этот обычай, но временные рамки сохраняются. Люди часто говорят: «Прошел уже целый год, а она все еще не оправилась», или напротив, отпускают замечание, что еще и года не прошло, а вдова выглядит вполне жизнерадостной. Те, кто знали меня в те времена, вероятно, будут удивлены, но второй год дался мне тяжелее, чем первый. В первый год я тщательно старалась жить и даже гордилась тем, как это у меня получается; а во второй год я поняла, что это не временно — это навсегда.
Иногда мне хочется, чтобы люди забыли все заученные слова, которые относятся ко вдовам и времени оплакивания. Например, описанные ранее «стадии горя» не были рассчитаны на то, чтобы стать схемой для всех горюющих. Это просто результат наблюдений за тем, как люди ведут себя, когда переживают такую потерю. Использовать эти наблюдения как руководство, как схему для выздоровления и возвращения к нормальной жизни — неразумно. Хуже того, это самообман. Мы живем в век скоростей и мы привыкли, что для каждой болезни существует лекарство, а на каждое лекарство — заболевание. Многим почему–то кажется, что если проходить стадии горя в указанном порядке, то когда пройдешь их все, горе закончится, и сам человек снова будет здоров. Все кажется простым: вы больны, и вот лекарство. Если же вы почему–то не поправились, значит, плохо проработали какую–то стадию, или перепрыгнули через стадию, или увязли в стадии. Вы
Сколько еще? Долго ли? Глупые вопросы. Вдовство — не болезнь, и не заболевание — физическое или умственное. Это жизненный факт, и от него невозможно «выздороветь» или «поправиться». С этим нужно жить, справляться и выживать. Со временем с этим даже можно научиться жить и выживать. Слез станет меньше, гнев уляжется, и будущее будет выглядеть не таким мрачным, как кажется сейчас. Но вы никогда не выздоровеете — даже если снова вступите в брак.
Давайте определим стадии горя как наплывы чувств или настроений, и давайте запомним, что они приходят и уходят, как приливы и отливы. Возможно, из «стадий горя» можно исключить шок и оцепенение, которые переживает любая вдова в самом начале, но остальные стадии могут и будут возвращаться — с неизменной остротой ощущений, в любое время, в любой день любого года — и это отнюдь не грех.