Вдовец

Уже ранние книги цикла «Мегрэ» выделялись из многих современных детективов особым живописным мастерством, умением Сименона скупыми, но сочными мазками нарисовать и сделать зримыми обстановку, природные условия тех мест, где развертываются события романа. Французский писатель Даниель Ропс еще в 1932 году отмечал: «Господину Жоржу Сименону присуще такое изображение атмосферы и психологии, которое совершенно отделяет его от англосаксонских конкурентов и придает специфически французский характер его романам… Отметим, что господин Сименон обладает такими обширными познаниями страны и людей, что многие романисты могли бы ему позавидовать… «Безумный из Бержерака» или «Покойный мсье Галле» исключительно правдиво раскрывают «скрытую жизнь» героев». Даниель Ропс подчеркнул очень важный отличительный признак первых романов о Мегрэ. Уже в них Сименона интересует «скрытая жизнь» героев. Он ищет пути, которые введут его во внутренний мир человека, такую же цель он поставит и перед своими первыми «трудными» романами, к созданию которых также приступит в начале 30-х годов. Интересно отметить, что определенный круг вопросов освещается Сименоном одновременно как бы в двух планах: в социально-психологических романах и в цикле «Мегрэ». Прежде всего это относится к проблемам, связанным с социальным антагонизмом, неравенством в правах и перед законом, разобщенностью людей и непониманием между людьми, даже близкими, распадом буржуазной семьи, судьбами молодежи на Западе и т. д.

От романа к роману характер Мегрэ непрерывно развивается и усложняется. Писатель постепенно расширяет поле его деятельности. Из бедных предместий, провинциальных городков, рыбачьих поселков он попадает в респектабельные буржуазные кварталы, в высший свет и даже в правительственные сферы. Этот новый мир внушает ему отвращение, и всякий раз он в ярости покидает тех, кто причисляет себя к верхушке общества. Снисходительный к проступкам маленьких людей, Мегрэ безжалостен к богатым бездельникам, эгоистам, стяжателям и ханжам. С каждым романом растет критическое отношение Мегрэ к действительности. Обостряются конфликты с выпускниками юридических школ, не знающими жизни франтоватыми прокурорами, консервативными судьями и следователями. Раньше Мегрэ надеялся стать «штопальщиком человеческих судеб», верил в действенность своей помощи пострадавшим. Теперь он все чаще отдает себе отчет в ограниченности своих прав, в неспособности добиться справедливости при защите простых людей, в невозможности быть «вне политики».

«Создавая образ комиссара Мегрэ… я действительно пытался отделить и даже оградить его от политики. В то время я верил, что это возможно, мне хотелось убедить читателей в праве на существование честной, независимой и одновременно социально активной личности, стоящей вне существующих политических партий и течений. И я действительно искренне верил и считал, что полиция, органы правосудия и другие институты могут существовать в нашем обществе вне политики. Но, увы, — жизнь давно избавила меня от этих иллюзий молодости»[7], — признает Сименон. Вот почему в романах 50—60-х годов все чаще «Мегрэ разгневан», «Мегрэ терпит поражение», «Мегрэ защищается», «Мегрэ в тревоге» и т. д. В этих романах Мегрэ — умудренный опытом человек, в характере которого преобладают черты, свойственные психологу и врачу.

«По существу теперь разница между романами о Мегрэ и о не Мегрэ скорее в напряженности сюжета, чем в содержании. В романах, где действует Мегрэ, я ставлю порой более сложные проблемы, чем в своих социально-психологических романах. Опыт и мудрость Мегрэ помогают мне разрешать их и делать более доступными для читателей разных стран и разного культурного уровня», — говорил Сименон в интервью с автором этих строк в 1971 году.

* * *

Сименон часто повторял, что когда бы он ни перечитывал романы Достоевского, они всегда поражали его своей удивительной человечностью, которая помогает автору понять и объяснить противоречивые действия любящих, страдающих, униженных, доведенных до исступления людей. Одним из подлинных психологических шедевров он назвал рассказ «Кроткая».

«Сколько бы я ни писал романов о семейных трагедиях, возникших на почве непонимания и отсутствия откровенности между супругами, которые лишь после непоправимой катастрофы осознают, как были необходимы друг другу, — говорил мне Сименон, — я всегда мысленно обращаюсь к “Кроткой”».