— Ты совсем не старался, — я улыбаюсь, отодвигая ткань и смотря на кривую повязку, что напоминает детскую поделку. — Разве мальчиков не учат в школе?
Итан перехватывает мою ладонь и мягко, но неумолимо заводит ее мне за спину.
— Мальчиков учат другим вещам, — выдыхает он.
И подхватывает меня, отрывая от пола, я вдруг оказываюсь в сильных руках, которые крепко держат мое тело. Итан делает, что хотел, он относит меня к кровати, поднимается по широким ступеням и опускает на покрывало. Прохладный шелк приносит наэлектризованное ощущение, и я вспышкой понимаю, что пьянящая близость Итана распалила меня, я буквально чувствую ток, что бежит по жилам и разгоняет мои мысли, быстрее, горячее, ближе к нему…
— Я заберу твой пиджак, — признаюсь с беззаботной улыбкой, — не хочу его снимать. Никогда.
— Возникнут вопросы.
— У тебя? На остальных мне плевать.
Я не отпускаю его запястье, и Итан сдается, он ложится на постель рядом, подминая большой ряд подушек и выбрасывая руку над моей головой. Он почти не касается меня, но я чувствую тепло его тела… или вернее его шепот, сбивчивый и жаркий, я знаю его слишком хорошо и различаю даже полустертое эхо.
— Помнишь, как мы говорили о духах? — я перекатываюсь на бок, обнимая Итана и кладя голову ему на грудь. — У меня на кухне?
— Когда ты впервые призналась, что хочешь меня?
— Я не говорила такого, — Итан успевает перехватить мою руку, которой я хотела стукнуть его по плечу.
— Странно, я помню именно так. Хотя я больше разговаривал с не застегнутой пуговицей твоей блузки.
— На мне было платье, — я запрокидываю голову и строго смотрю на него. — Ты ни черта не помнишь!
— Или ты. Уже не проверишь, как было на самом деле.
— У меня отличная память.
— И фантазия, ты очень много фантазируешь, — Итан наклоняется и легонько касается моих губ, даря примерочный поцелуй, после чего замирает и прислушивается то ли ко мне, то ли к себе. — Я иногда отчаянно хочу узнать, что творится в твоей голове, а иногда также отчаянно боюсь.
Он прячет откровенные слова за усмешкой, переводя всё в шутку, но я не хочу больше смеяться.
— Мы все любим образ в голове, а не реального человека.
— Любим?
— Да, любим. Люблю, — я выдерживаю его пристальный взгляд, в котором постепенно потухает сомнение, или он, пожалуй, ждет моей усмешки, за которой я тоже спрячусь, но я не собираюсь, и Итан дарит мне другой поцелуй, глубокий и нежный, словно не касался моих губ вечность. — Я не хочу больше играть, первые встречи были лучшими, прекрасными, и ты был собой.
— Ты знаешь, какой я?
— Покажи мне.
Итан повторяет движение, с которым я проснулась. Он кладет ладони на мое лицо, теплым прикосновением очерчивая подбородок и скулы, и чуть отстраняется, чтобы видеть меня. Мне сложно дается вдруг рожденная им дистанция, но я тоже останавливаюсь и смотрю на него в ответ. И я ловлю его ритм дыхания, более спокойный и размеренный, глубокие вдохи и бесшумные выдохи, которые чередуются один за другим и неожиданно усыпляют меня. Становится так хорошо, пружина голода разжимается и сходит на нет всё напряжение, я вбираю в себя воздух еще глубже и отпускаю его, прикрывая глаза.
Я не вижу Итана, но чувствую теперь острее. Он исчез, но стал ближе.
— Меня клонит в сон, — признается Итан, и в его словах так ярко горит умиротворенная улыбка, что я могу представить ее до мелочей, не поднимая век.
— Меня тоже, твое дыхание как колыбельная.
— Да, я скучный тип на самом деле.
Я на ощупь поднимаю руку и накрываю мужские губы, которые лениво прикусывают пальцы, а потом утыкаются в мою макушку. Итан обнимает меня, запирая в теплых объятиях, и подвигает подушку ниже, чтобы устроиться рядом.
— Скучный, значит. Хорошо, первую графу я заполнила.
— И я разговариваю во сне.
— Серьезно?
— Нет, но я представил, как ты будешь прислушиваться всю ночь.
— Всю ночь? Уже светает, Итан.
— Да, у нас мало времени, пора затыкаться.
— И ты грубый.
— Вторая графа.
Глава 24
Меня пробуждает неприятный толчок. Черт! Я зачиталась, потеряв счет времен и совершенно забыла, где я и с кем. И теперь виновница, исписанная синими чернилами, падает на пол, соскользнув с коленок, а я резко выпрямляюсь, чтобы надавить на дверь всем весом.
— Саша? — обеспокоенный голос Кирилла крадется через небольшую щелку, которую он все-таки отвоевал, застигнув меня врасплох.
— Да, — пытаюсь вспомнить беззаботные интонации, но звучу как безнадежная актриса из российских комедий, но хотя бы ловкость мне не отказывает, я быстро поднимаю дневник и возвращаю его за пояс.
— Начинает темнеть, — Кирилл отпускает дверь, я чувствую спиной, как уходит давление от его нажатия, и я едва не захлопываю ее, провалившись назад. — Мы с Итаном осмотрим двор, пока там хоть что-то видно.
— Хорошо, я буду в доме.
Он ничего не говорит больше и направляется к выходу, где вскоре скрипит дверь. Ушел.