Вдовец (СИ)

Я пересаживаюсь за руль и радуюсь, что у внедорожника автоматическая коробка передач. Мы молчим почти всю оставшуюся дорогу, но молчание стоит не тягостное, а скорее как передышка. Нам обоим надо выдохнуть и привести мысли в порядок, и чем ближе становится конечная точка, тем гуще ночь и переживания. Я все-таки нервничаю, появляется нехорошее предчувствие… или скорее ожидание. Я почему-то уверена, что мы там найдем все недостающие кусочки мозаики и картинка окончательно сложится. А мне меньше всего хочется увидеть на этой картинке лицо Кирилла.

— Он не отвечает, — зло выдыхает Итан, бросая телефон на бедра. — Фотограф… Либо разряжен, либо отключил, чтобы выспаться.

Решение приходит через минуту. Итан отсылает машину охраны в угрюмую промзону, куда не хочется ехать совсем, а мы сворачиваем по стрелкам ночлега. Дорога чуть сужается и вскоре показывается большой разворот для большегрузов, который обнесен бетонными блоками. А дальше забор из сетки и первый ряд грузовиков, за которым виднеется продолговатое здание гостиницы. Над ней горит неоновая красная реклама, которая набрасывает цветную дымку на округу. Она чуть мерцает и долго смотреть на нее невозможно, сразу же начинают мерцать раздражающие круги перед глазами.

— Дыра, — протягивает Итан, осматриваясь по сторонам.

— Да, как ты и сказал в самом начале.

— Нормальная гостиница не может называться “Мираж”.

Я киваю и заруливаю в ряд поближе ко входу. Смотрю на двух неотесанных мужиков, что курят на крыльце и громко переговариваются, вставляя в речь больше матных слов, чем других.

— Посиди пока здесь, — отзывается Итан. — Я схожу на разведку, может, его и нет в номере.

— Хорошо, — я с облегчением соглашаюсь.

Весь мой расследовательский запал уходит, как песок сквозь пальцы. Я смотрю на часы и впервые осознаю, что я в бедной глуши в три часа ночи. Я молодец, в общем. И хуже становится, когда Итан открывает дверцу и спрыгивает с подножки. Вот без него будет еще хуже.

— Закройся, — кивает он, ловя мой взгляд. — На всякий случай. Это обычная стоянка, не переживай, но береженого бог бережет.

— Да, ты прав.

— Мой телефон на быстром наборе.

— Это хорошо. В твоей записной черт ногу сломит.

— Да, знаю. Мне уже говорили… Если что звони.

Он ободряюще улыбается мне и уходит. Я тут же защелкиваю центральный замок и сама себя отчитываю за то, что родилась ужасной трусихой. Или наоборот? Девушкой с атрофированным инстинктом самосохранения?

Я включаю магнитолу, чтобы отвлечь себя, но быстро смекаю, что идея откровенно скверная. Мало ли… Лучше слышать, что происходит вокруг. Я вытягиваю сотовый из кармана и кладу его на сиденье, с которого недавно встал Итан. Посматриваю на часы и жду его звонка, хотя мы не договорились, что он наберет меня. Черт! Мы оба устали и плохо соображаем, и я вдруг припоминаю, что кроме спокойствия есть еще одна насущная потребность. Такая, как еда.

Беру бутылку и забиваю неожиданно проявившееся чувство голода водой. Неудачно закручиваю крышку и чуть обливаю край дневника Ольги. Отлично просто, я мастер… Встряхиваю дневник, чтобы согнать капли воды, пока они не впитались в обложку, и повторяю движение еще пару раз, резче и злее. Из него неожиданно вылетает листок. Маленький и сложенный вчетверо. Он падаем мне прямиком на бедро и я несколько секунд не могу понять откуда он взялся. Я же читала дневник, листала страничку за страничкой и не было там ничего.

Только если под обложкой. Замечаю изгиб на краешке, который появился после моих взмахов и стону в голос. Бесконечная, жестокая головоломка! И мне, черт возьми, страшно раскрывать его. Вдруг это тот недостающий кусочек, который укажет на Кирилла? Вдруг Итан прав?

Выбора все равно нет. Сама попросилась в сыщики, чего теперь искать педаль тормоза. Поздно. Я беру его в руки и осторожно раскрываю. Бумага хрустит и заломы кажутся идеальными, так бывает, когда бумагу сложили раз и больше не трогали. Я чувствую, как в пальцы вонзаются нервные иголки, когда я догадываюсь, что этот листок сложила Ольга и больше никто его не трогал.

Не находил.

На нем стоит дата 9 октября.

— Господи, — закрываю рот ладонью и шумно выдыхаю.

9! Она погибла на следующий день…

Не бывает таких совпадений. Она спрятала день, который стал предпоследним в ее жизни. Или не она, я пока ничего не знаю. Я провожу ладонью по листку, разглаживая заломы, чтобы буквы не плясали перед глазами и пытаюсь разобрать строчки. Она пишет о Кирилле. О том, что он простил ее и пытается вернуть их прежнюю жизнь, об разрыве с Итаном, о разговоре с фотографом.

Переписка с Силом как раз занимает последний абзац листа. И мне становится дурно от реплик.

— Завтра, — он сразу начинает с условий. — И там, где я скажу.

— Хорошо.

— Парковка гипера, у развязки.

Парковка! Ольга пропала с парковки…

Господи, Итан!