Да, представляете, леди и джентльмены, кажется, камера снова заработала.
Видеозапись #9А
22:06, суббота, 12 июля 2017 г.
Как только включается запись, кадр заполняют смутные тени. Видно только временной код. Затем мы слышим приглушенный раскат грома и видим, как вспышка молнии освещает жилое пространство маяка. Несколько мгновений спустя нас снова приветствует тьма.
— Сначала я думал, это отсветы молнии, но потом понял, что красная мигающая лампочка у меня в ногах — это индикатор на видеокамере. А когда я услышал сигнал батареи, то сразу же взял камеру и быстренько ее проверил. Чем бы это ни объяснялось, сейчас она вполне себе работает. Может быть, я что-то в ней встряхнул, когда переставлял после ужина, или… БОЖЕ, ЧТО ЭТО БЫЛО?!
Картинка меняется, и мы слышим, как тяжелое дыхание с каждой секундой становится все учащеннее. После этого раздаются шаги, сперва осторожные, затем все более беспокойные. Эхо ступающих по бетонному полу ботинок живо сменяется стуками о металл: Ливингстон поднимается по ступенькам и осмеливается выйти на мостик.
Мы слышим, как распахивается дверь и все звуки заглушает какофония бури. Дует ветер, хлещет дождь, гремит гром. Над бушующим морем танцуют костлявые пальцы молний.
Ливингстон подходит к железным перилам и направляет камеру на распростертый внизу океан. О берег разбиваются громадины-волны, выбрасывая пенистые брызги высоко в темный воздух. Камера приближается — и Ливингстон ахает от изумления.
— Господи боже, вы это видите?! — Из-за ветра его голос еле слышен. — Там кому-то нужна помощь!
И картинка пропадает.
Видеозапись #10А
22:50, суббота, 12 июля 2017 г.
Мы видим изможденное лицо Томаса Ливингстона, он смотрит на нас. С его волос капает вода, мужчину пробирает дрожь. Налитые кровью глаза нервно бегают вокруг. На мгновение зажигается лампа, и кожу Ливингстона обдает оранжевым светом. Он смотрит в камеру, наверное, с полминуты, но ничего не говорит. Мы видим,
что он пытается подобрать слова. Затем наконец произносит:
— Я знаю, что я сейчас слышал. И знаю, что видел.
Его голос звучит так, словно он вот-вот ударится в слезы.
— Я слышал, как он разбивается о скалы.
Он смотрит в пол, берет себя в руки, затем снова поднимает взгляд к камере и продолжает:
— Это был большой корабль. Футов двести как минимум. И когда ударился о скалы, он разлетелся на тысячи кусочков. Звук был отвратительный. Десятки людей… их расплющило и швырнуло на скалы… пронзило расколотыми брусьями… выбросило тонуть. Я до сих пор слышу их крики. Я их все записал, в этом я уверен. Я понимаю: то, чему я был свидетелем, невозможно, но я видел то, что видел, и я все записывал на камеру…
Глубокий вздох.
— Но там ничего нет. Когда я вернулся внутрь, только переоделся в сухое и сразу проверил запись. Проверил раз десять. Ничего нет.
Он смотрит в камеру — от его привычной задорности и дерзости не осталось и следа.
— Вы можете слышать гром и грохот волн. Вы можете видеть молнии и океан… но никакого корабля там нет. Нет ни тел, ни криков.
Ливингстон протирает глаза кулаками.
— Объяснять это я не стану, леди и джентльмены, потому что как это объяснить — я не знаю.
Видеозапись #11А
23:16, суббота, 12 июля 2017 г.
Начинается запись, и мы снова видим дрожащее изображение бурлящего океана у подножия утеса. Дождь ослаб, но ветер по-прежнему порывистый, и небо все так же пронизывают рваные молнии.
— Мне понадобился почти час, чтобы набраться храбрости и снова выйти сюда.
Камера наезжает на берег. Там пусто, только разбиваются волны.
— Корабля уже нет.
Камера отъезжает обратно.
— Но я точно знаю, что я видел.
В следующее мгновение камера опускается, и мы слышим шаги по мостику, потом раздается громкий лязг.
— Что за…?
План смещается: Ливингстон наклоняется к предмету, на который чуть не наступил.
Пропавший фонарик.
— Господи боже.
Сейчас мне нужно поспать, если это вообще возможно в моем нынешнем состоянии. Достаточно с меня приключений — или правильнее сказать «злоключений»? — на этот день. Помните, я говорил, что пришел сюда только за правдой? Так вот, я солгал.
Мне все равно не спится, так что я решил вернуться к дневнику. Честно, не знаю, смогу ли читать его дальше. Потому что это очень страшно.