С другой стороны, в отличие от многочисленных расправ 1538–1543 гг., совершенных боярским «самовольством», без всякого участия юного государя, убийство кн. А. М. Шуйского, по-видимому, было санкционировано великим князем. Не случайно Постниковский летописец употребил слово «опала»: как явствует из указной грамоты Ивана IV приказчику сел кн. А. М. Шуйского в Суздальском уезде Медведю Клементьеву от 23 марта 1544 г., владения казненного князя были конфискованы[1078]
. Между тем в минувшие годы ни о чем подобном не было слышно: в источниках нет упоминаний о переходе в казну вотчин погибших во время боярских распрей кн. И. Ф. Овчины Оболенского, дьяка Ф. Мишурина, кн. И. Ф. Бельского. Очевидно, все эти расправы не считались легитимными, а имущество жертв переходило к их ближайшим родственникам. Села же Андрея Шуйского было велено «ведать» на государя именно в связи с опалой их бывшего владельца. В последующие годы так поступали и с имуществом других опальных, казненных по приказу великого князя.Кара, постигшая кн. А. М. Шуйского, была самой жестокой. С его сообщниками обошлись гораздо мягче. Царственная книга сообщает о ссылке кн. Ф. И. Шуйского, кн. Ю. И. Темкина-Ростовского и Фомы Головина[1079]
, однако под «ссылкой» вовсе не обязательно понимать заточение. В частности, князь Федор Иванович Шуйский в январе 1544 г. упоминается на службе в Костроме, причем с боярским чином[1080]. Остается неясным, когда именно он получил это думское звание: еще до сентябрьских событий 1543 г. или в короткий период торжества Шуйских между сентябрем и концом декабря указанного года. Более вероятным представляется второй вариант.Интересно, что там же, в Костроме, находился в то время и боярин Ф. С. Воронцов[1081]
. Очевидно, январский разряд 1544 г. запечатлел переходный момент, когда недавний фаворит еще не был возвращен ко двору, а один из его обидчиков уже отправился на службу в Кострому, приравненную к месту ссылки.За недостатком данных невозможно сказать, какого рода опала была наложена на кн. Юрия Ивановича Темкина-Ростовского и Ивана (Фому) Петровича Головина, но во всяком случае оба надолго исчезают из источников и снова появляются почти одновременно спустя почти шесть лет: кн. Ю. И. Темкин — в качестве воеводы в апрельской разрядной росписи 1549 г.[1082]
, а И. П. Головин — уже в чине казначея в грамоте от 4 июня того же года[1083].А. А. Зимин предполагал, что по «делу» кн. А. М. Шуйского попал в опалу также кн. Иван Иванович Турунтай-Пронский; при этом ученый ссылался на указную грамоту приказчику Васюку Чижову, который отписывал на царя вотчину Пронского — село Кулибакино[1084]
. Однако упомянутая грамота датируется 1 января не 1546 г. (как указано Зиминым), а 1548 г.[1085], и поэтому, очевидно, имеется в виду опала, постигшая князя Ивана Ивановича Турунтая в связи с его неудачной попыткой побега в Литву (вместе с кн. М. В. Глинским) в ноябре 1547 г.[1086]Об опале же кн. И. И. Турунтая-Пронского в конце декабря 1543 г. не только нет никаких упоминаний в источниках, но даже предположению об этом противоречит тот факт, что в июле 1544 г. он возглавлял передовой полк стоявшей в Коломне рати[1087]
. В той же разрядной росписи упомянут и другой гипотетический участник (если верить Царственной книге) сентябрьских волнений 1543 г. — кн. Иван Васильевич Шемяка Пронский[1088], также не понесший, очевидно, никакого наказания.Возвращаясь к оценке событий 29 декабря 1543 г., следует сказать, что боярское «самовольство», разумеется, вовсе не кончилось в этот день, как пытаются уверить нас официальные московские летописцы. Однако характер придворной борьбы отныне существенно изменился: если раньше соперничавшие между собой лидеры боярских фуппировок сводили друг с другом счеты напрямую, игнорируя малолетнего великого князя, то теперь они стремились завоевать расположение юного государя и с его помощью расправиться со своими противниками.
Глава 6
Последние годы «боярского правления»
1. Иван IV «строит свое царство»? Опалы и казни 1544–1546 гг.