Однако описанный прием стал лишь первым актом придворного действа, в котором главная роль по «сценарию» была отведена Елене Глинской. Вслед за мужем и жена Шигалея, Фатьма-салтан, пожелала видеть «очи» государыни. «И великая государыни Елена, — говорит летописец, — пожаловала ей очи свои видети и велела ей у собя быти»[421]
. Встреча ханши была точным повторением той, что была оказана Шигалею, с тем отличием, что вместо бояр роль провожатых исполняли боярыни. В сенях у дверей Лазаревской палаты Фатьму-салтан встретила сама великая княгиня и вошла с нею в палату. Сюда же пришел и великий князь: поздоровавшись с гостьей, он «сел на месте своем… у матери, а у царицы [ханши. —Можно согласиться с П. Ниче в том, что приведенный отрывок, представляющий собой настоящий апофеоз «великой государыни», полностью соответствует тенденции Летописца начала царства, прославляющего мать великого князя[423]
. Но, несмотря на тенденциозность этого источника, нет оснований ставить под сомнение фактическую основу описанных в нем событий конца 1535 — начала 1536 г., которая подтверждается кратким известием Воскресенской летописи о «пожаловании» Шигалея и данной ему великим князем аудиенции[424]. А подробная роспись бояр и боярынь, участвовавших в приемах бывшего казанского хана и его жены, вероятно, основана на документальных записях 1530-х гг.Прием Шигалея великой княгиней Еленой, безусловно, был делом необычным и выходил за рамки политической традиции (недаром аудиенции предшествовало совещание правительницы с боярами, на котором был пущен в ход решающий аргумент: «занеже еще великий государь млад» и т. д.). Возможно, в 1536 г. великая княгиня попыталась расширить сферу своего влияния, включив в него и внешнеполитические дела. Как уже отмечено выше, к концу мая — началу июня того же года относится единственная в своем роде запись в посольской книге, которая, наряду с великим князем и боярами, называет Елену в числе участников совещания о целесообразности отправки послов к королю Сигизмунду[425]
.Однако каковы бы ни были внешнеполитические амбиции правительницы, на официальный уровень межгосударственных отношений они не вышли. Что касается приема Шигалея, то бывший казанский хан был вассалом («холопом», по его собственным словам) московского государя, а сама Казань еще после первого взятия ее войском Ивана III в 1487 г. считалась «вотчиной» великого князя[426]
. Поэтому, как справедливо считает П. Ниче, аудиенция, данная Шигалею, не нарушила принцип официального неучастия Елены во внешнеполитических делах[427].Суммируя сделанные выше наблюдения, можно прийти к выводу, что, несмотря на действительно большую власть и признанный титул «государыни», полномочия Елены как правительницы были существенно ограничены. Прежде всего она не имела права принимать и отправлять посольства, заключать мирные договоры и вообще представлять Русское государство во внешнеполитических делах. Эта функция полностью оставалась прерогативой ее сына-государя, несмотря на его юный возраст.
Но и во внутренних делах сохранялась четкая грань между правительницей и государем как единственным источником легитимной власти. Все официальные акты (жалованные, указные, правовые и т. д.) выдавались только от имени Ивана IV.
Однако существовала еще одна важная сфера, в которой власть великой княгини была полной и ничем даже формально не ограниченной, а именно — контроль над придворной элитой. Думается, именно эта функция была основной в деятельности Елены в 1534–1538 гг. Как уже говорилось выше, придворная среда, расколотая местническими противоречиями, нуждалась в верховном арбитре. Эту роль и взяла на себя великая княгиня.
3. Великокняжеский двор в годы правления Елены
Один из выводов предыдущей главы заключался в том, что Елена Глинская пришла к власти в обстановке ожесточенной местнической борьбы и во многом — благодаря этой борьбе, которая позволила ей освободиться от опеки, навязанной ей покойным мужем, и, получив поддержку влиятельных сил при дворе, стать единоличной правительницей. Изменения в составе придворной иерархии, произошедшие к осени 1534 г., отразили итоги соперничества могущественных боярских кланов, с одной стороны, и родственные связи и симпатии великой княгини — с другой.