Вдребезги

Расстегиваю спортивную сумку, с которой Гурам ходит на тренировку, достаю его барахло. Сую в машинку. На полу в ванной — его грязные трусы и носки. Подбираю их тоже и замираю, впившись взглядом в красные разводы на голубом трикотаже. Уже не больно. Лет восемь назад еще было, теперь — уже нет. Лишь горечь во рту, а в ушах слова мужа о том, что я сама в этом виновата, потому что недостаточно страстная.

— Ну, мы скоро будем есть, а?

Сглатываю. Брезгливо заталкиваю находку в стиралку и только после этого оборачиваюсь к мужу:

— Еще минут тридцать. Подождешь?

— Ага…

Гурам уходит. Я выдыхаю. Мою несколько раз с мылом руки и возвращаюсь в кухню. Скандалить — нет смысла. Ведь это ничего ровным счетом не даст. Гурам не изменится, а я один черт не смогу его бросить. Потому что в самый тяжелый, самый мучительный период моей жизни он не бросил меня. И он… он хороший муж, несмотря на все нюансы. И будет хорошим отцом. Я уверена.

К счастью, всю неделю потом у меня банально нет времени, чтобы загоняться по поводу очередных похождений мужа. Сначала я весь день провожу, подвешивая гамаки к креплениям. Потихоньку возобновляю тренировки и параллельно с ними перетаскиваю остальное, необходимое для них снаряжение — коврики для йоги, валики и утяжелители, которые все это время дожидались своего часа у нас на балконе. И это не так уж просто, учитывая то, что своих колес у меня нет, а привлечь к этому делу мужа, по понятным причинам, нельзя. К концу недели я устаю так сильно, что после последнего назначенного на вечер занятия забираюсь в гамак и долго-долго лежу там, раскачиваясь, не в силах заставить себя подняться хотя бы для того, чтобы просто сходить в душ. В голову лезут всякие глупости. Например, я не могу не думать о том, что зря волновалась по поводу Белого. Трахнув, он потерял ко мне всякий интерес, а я накрутила себя, как последняя дура. Придумала что-то… Тяжело вздыхаю, выбираюсь из гамака и, подхватив собственную сумку со сменной одеждой, плетусь через коридор к душевым. Стараясь не намочить голову, делаю воду погорячей и долго-долго стою под обжигающими струями, уже ни о чем не думая. Просто наслаждаясь происходящим. А потом мне на талию ложатся мужские руки… Меня накрывает паника, и я дергаюсь, сбивая на пол пузырек геля для душа.

— Тише, тише… Это же я, — сжимая между пальцев мои соски, змеем искусителем шепчет мне на ухо тот, о ком я буквально минуту назад вспоминала.

— Не надо! — пищу я, кажется, каждой клеточкой ощущая горячее мужское тело и особенно — отдельную его часть, прижимающуюся чуть повыше моей попки.

— Чего не надо? Не надо так? — пальцы сжимаются сильнее. — Или так? — опускаются ниже и замирают у кромки волос, легонько поглаживая.

— Эй! Эй, ты! Слышишь?

Всем телом вздрагиваю. Отворачиваюсь от окна и встречаюсь взглядом с темными глазами своего похитителя.

— Полет согласован. Сейчас мы подъедем к взлетке. Там будут Алан и твой ребенок. Не делай глупостей, и все будет хорошо. Поняла?

Судорожно киваю и первой тянусь к ручке.

— Подожди! Я тебе русским языком говорю, мы подъедем. Там будут посторонние. Никаких фокусов.

Глава 9

Тимур

— На самом деле Дамир — ваш сын…

Эти слова взрываются в моем мозгу подобно мощной свето-шумовой гранате. Они оглушают, слепят, лишают ориентиров, закручивая картинку перед глазами волчком…

— Что?

— Гурам, так звали Олеськиного мужа, не мог иметь детей. Я всегда об этом догадывалась. Ведь сколько лет они пытались — и ничего не получалось. И тут — беременность. Я-то, глупая, думала, мало ли… Ошиблась, поспешила с выводами. И Леська ж еще — хитрая лиса, даже мне не призналась! Только сегодня, когда припекло… — громко сморкается Катерина. — Она на вас очень рассчитывала… Я понимаю, это все очень неожиданно, но вы ведь ей поможете? Скажите, что поможете!

Катерина впивается ногтями в мою ладонь, но я не чувствую боли. Освобождаю руку из ее захвата и киваю, потому что слов нет. Силюсь осознать произошедшее, но это все настолько чудовищно, что просто не укладывается в моей голове, как я ни стараюсь. Это то, чего в моей жизни просто не может быть.

— Почему Олеся ничего мне не сказала? — я догадываюсь, но просто не хочу… не могу в это поверить.

— Она хотела! Сегодня… Но не успела.

— Нет. Я сейчас не об этом, — спешно уточняю я, видя, что моя собеседница вот-вот снова заплачет, и тогда я вообще вряд ли добьюсь хоть каких-то ответов. А может, оно и к лучшему? Гашу в себе эту нелепую трусливую мысль и все же спрашиваю: — Почему она мне не сказала, когда забеременела?