— Почему? — сиплю я, чувствуя себя если еще не в раю, то где-то очень и очень близко. — Почему, Олеся?
— Потому что я люблю тебя.
Аминь. В моих ушах звучит хор ангелов… А колени немного подкашиваются. Касаюсь её лба своим. Почти соединяя наши губы.
— И ты только сейчас говоришь мне об этом? Только сейчас говоришь…
— Ты тоже не очень-то многословен, — шепчет Олеся мне в губы. И я удивленно замираю… Неужели она права?
— Немногословен? Да я… я жить… я без тебя… — меня накрывает волной огромной силы. Горло сжимает спазм. Я должен собраться, должен это сказать. Сказать… и не сдохнуть. Судорожно хватаю воздух и, отстранившись, ловлю на себе все понимающий взгляд.
— Тяжело тебе, правда? Может, тогда просто покажешь?
— Что именно?
— Как ты меня любишь…
Олеся отбрасывает полотенце в сторону и голой возвращается в палату. Как под гипнозом, иду за ней.
— Нам, наверное, нельзя.
— Почему? С малышами все в полном порядке, — она опускается на довольно широкую койку, опираясь на локти, и призывно разводит ноги. Устоять — нет ни какой возможности. Стремительно пересекаю комнату и осторожно укладываюсь сверху. Губами захватываю ее губы, рукой — плотнее прижимаю бедра к себе, контролируя нас обоих. Олеся дрожит. Я осторожно погружаюсь в нее и выскальзываю, задеваю головкой клитор и снова толкаюсь внутрь. Сумасшествие… которое длится, и длится. Я чувствую, что она мелко дрожит, начиная свое восхождение. Я ощущаю, как она на самом деле близка. И все вдруг становится так просто.
— Я люблю тебя. Я люблю тебя… Я люблю тебя.
Олеся закатывает глаза и с громким звонким криком кончает.
И если это не рай, то что же?
Конец