«Думаю, я просто потерялся, – сказал он Лоуренсу Ливермору. – Я не мог отыскать силы убедить себя в том, что поступаю правильно. Я был участником великой группы, и это закономерно, потому что наши песни очень хороши. Но я никогда не мог почувствовать, что поступаю правильно, ведь столько людей обозлилось на меня. Вот где я запутался, и это очень тупо. Я бы никогда не хотел прожить эту часть своей жизни заново. Никогда».
«Я знаю, что многие были счастливы [за Green Day], – говорит Лоуренс Ливермор. – Но они, как правило, не были такими громкими, как недоброжелатели. Наверное, опасались стать белыми воронами среди остальной части сообщества. Или, возможно, их просто было меньше в панк-сообществе».
«Это странно, потому что люди как будто смотрели на Green Day через очки с дерьмовыми линзами, – говорит Армстронг. – И это не имело никакого отношения к музыке. Мы знали, что записали лучший альбом в карьере. Была новая аудитория, которая слушала музыку и прониклась ею. У нас появились новые поклонники – молодые ребята. Но была и другая сторона – люди, которые нас отвергали. Они были настроены против нас еще до того, как услышали хоть одну ноту, которую мы сыграли. Странно, когда некоторые люди смотрят на вещи в этом свете. Я слушаю только музыку. Если это хорошая запись и у нее годный продакшн, то я въезжаю, понимаете. Может быть, это потому, что я музыкант. Я не из тех, кто сидит и внимательно изучает то, что делают другие люди.
Но [в то время] я был в некотором замешательстве. То ли это из-за места, откуда я родом – Родео, город нефтеперерабатывающих заводов, – то ли Беркли и Окленд, где я открыл совершенно новый взгляд на жизнь. Там была политика и музыка, художники и чудаки, с которыми у меня было что-то общее. Но после успеха я почувствовал, что не принадлежу ни к одному из этих мест. Я чувствовал себя не в своей тарелке. У нас был успех, деньги, и я просто пытался осознать, что все это значит. Это было странно».
С момента создания группы Sweet Children в 1987 году Green Day выступали в клубе 924 Gilman Street не менее
Кажется, что на фоне оглушительного шума, который наделал
«Это место было горячим, – говорит Тре Кул, – и остается таким по сей день. Они постоянно борются за существование. Но я видел, что наша публика изменилась, и это уже не публика Gilman. На наших концертах уже возникали беспорядки. Последнее, чего мы хотели, – это чтобы тысячи людей высыпали на улицы Беркли перед дверями Gilman».
Тем не менее…
«Конечно, когда тебе запрещают слопать печеньку, ты тут же начинаешь ее хотеть. Но в этом смысле я не особо беспокоился. Меня больше беспокоило, что некоторые журналисты пытались раздуть из мухи слона. Они пытались подколоть нас и чуть ли не открыто нападали. Они критиковали нашу историю, потому что это могло бы стать хорошим сюжетом для журнала. Так что это немного раздражало. Но я не имел ничего против Gilman. Просто обидно, когда на нашу историю и наследие нападали люди, которые не имели права даже печатать слово Gilman на машинке».