— …на 23 часа 40 минут полк занимал позиции: первый батальон севернее Беляны — высота 21,8, второй батальон — западная окраина села Кучинское — мост № 4…
За полковником в дверь ворвался поток белого холодного воздуха. Ефрейтор встал. Матвеев махнул рукой:
— Продолжайте.
Пшеничный сказал:
— Петр Петрович, звонил Ясень.
— И что?
— Он нами доволен…
Полковник Матвеев удовлетворенно кивнул. «Ясень» был позывной командира дивизии.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ночью Игорь поднялся с постели, набил поленьями затухающую печь. Поленья долго потом трещали, и отсветы пламени бледными пятнами метались по гостиничным стенам и на потолке.
За окном свирепствовала непогода. Жутковато завывал ветер, швырял в стекло охапки снега.
Игорь давно заметил за собой малоприятную особенность — мучился бессонницей, если приходилось спать не дома. Вообще-то долгое время он считал себя спокойным человеком. С прочной, как хороший канат, нервной системой. И другие считали так, когда он был мальчишкой, а потом курсантом военного училища.
В самом деле, Игорь в золотые годы молодости не знал чувства страха, беспокойства, тревоги. Он любил говорить, что к жизни нужно относиться философски. И в школе и в училище ребята звали его философом.
Влюбился Игорь поздно, в шестидесятом. Было ему уже двадцать семь лет. Она была из Львова. И звали ее Ладой. Поженились быстро, через месяц после знакомства…
А еще через месяц она погибла. Отец ее был известный на Украине инженер-строитель. Зять пришелся ему по душе. И когда часть Игоря отбыла в летние лагеря, Лада с отцом и матерью поехали на воскресенье к нему в гости. В Карпатах у машины почему-то отказали тормоза…
Поседел тогда Игорь, будто снегом запорошило голову…
Не мог вернуться в ту квартиру. Ночевал у друзей. Вот тогда и пожаловала к нему бессонница.
Один хороший врач сказал, что бессонница — следствие нехватки сахара в крови.
— Ты приготовь на ночь баночку с медом или вареньем. Стакан воды. Проснулся, прими ложку-две сладкого. Запей. И спокойно ложись…
Тогда он не послушал совета. Но теперь дома так и поступал… Возить же банку с вареньем в командировки он считал нелепым…
Повернувшись на бок, Игорь вновь увидел печную дверку, за которой уже не бился огонь, а лишь тлели угли, мягким светом своим образуя узкую малиновую рамку.
Крякина в постели не было.
«Видимо, Валентин вышел покурить», — подумал Игорь. И ему вдруг тоже захотелось встать и выйти в коридор. Покурить и потрепаться о чем-нибудь с Крякиным.
Осторожно, не желая разбудить Кутузова, Игорь оделся. Тихо ступая, подошел к печке, положил в нее оставшиеся три полена. Вышел в коридор.
В коридоре горел свет и было теплее, чем в номере, потому что железные печки из каждого номера одним боком выходили в коридор. Игорь решил, что Крякин курит в холле. Но холл был пуст. Свет в него попадал только из коридора.
Поравнявшись с дверью, где висела табличка «Дежурный администратор», Игорь услышал голос фотокорреспондента и еще услышал жизнерадостный женский писк. Игорь остановился, вначале намереваясь постучать в дверь, потом решил, что лучше этого не делать. Он повернулся, собираясь идти к себе, но там, в комнате дежурного администратора, раздался громкий телефонный звонок.
— Да, гостиница! — чистым и красивым голосом ответила женщина. — Одну минуту.
Несколько секунд спустя Игорь вновь услышал голос женщины, теперь уже негромкий, приглушенный. Она говорила Крякину:
— Дежурный по части просит к телефону полковника Кутузова или майора Матвеева.
Игорь без колебаний отворил дверь.
Крякин опешил, даже приоткрыл рот, обнажив ряд крупных золотых зубов. Дежурный администратор не удивилась, не растерялась. Женщина она была очень красивая, не обделенная уверенностью.
Игорь подошел к телефону.
— Майор Матвеев слушает.
— С вашей машиной ничего не получается, — голос дежурного был далекий-далекий. — На дорогах заносы. Как только пурга утихнет, вас доставят в район учений на вертолете. Пожалуйста, из гостиницы не отлучайтесь. Завтрак вам принесут…
Денис Васильевич Ерофеенко, прапорщик, старшина роты, очень любил выдумывать рассказы. Может, слово «выдумывать» не совсем точно употреблено здесь, но почти во всех его былях, случаях, происшествиях, которые он когда-нибудь рассказывал своим друзьям, знакомым, солдатам, жене Марии Ивановне, непременно присутствовал элемент выдумки. Он никогда не признавался в том никому, даже жене, говорившей ему при людях с удручающей прямотой:
— И все брешешь же, черт рыжий.
— Ну какая мне с этого корысть? — кричал он ей в ответ. — Что я, за это деньги получаю?
— Нет. Ты художественная самодеятельность. Ты за интерес брешешь.
— Мне бы грамотишки, — огорченно возражал Ерофеенко. — Я бы на тетрадках писал. И все посылал бы в газеты. В газеты…
И представлялось ему, как приходили бы в гарнизон газеты с его рассказами. И все прапорщики и наверняка многие офицеры говорили бы:
— Во дает, Ерофеич.
А он бы, конечно, радовался. Нос бы не задирал, но радовался… Однако судьба отрядила ему только четыре класса образования. Для писания рассказов этого маловато.