Вдвое больше притворства

Они оба выглядят до одури счастливыми, когда говорят: «Да, да, именно так».

Я устраиваюсь поглубже в одеялах и уже почти закрываю глаза, когда слышу вой.

Грустный, тоскливый стон.

– Мой милый! – говорю я, вскакивая от голоса Начо.

Он тянется к краю кровати, копая лапками одеяло.

Я смотрю на Чейза с надеждой.

– Эм… Можно?

– Даже нужно! – говорит Чейз, подхватывает моего песика и передает мне в руки.

Собака тотчас устраивается под одеялом, сворачиваясь у меня на груди.

– Погоди, – говорит Чейз. – Он что, спит у тебя в сиськах?

Опускаю взгляд на свою главную любовь. Я так привыкла к его причудам, что почти о них не задумываюсь.

– Да, он уже давно оккупировал это место.

– Альфач проклятый! – ворчит Райкер и переворачивается на другой бок, фыркая.

Когда я ненадолго просыпаюсь посреди ночи, Райкер спит, уткнувшись носом в мои волосы, а рука Чейза покоится на моем бедре.

Сонная чертова троица и один пес-извращенец.

Глава 19. Подарок от хоккеистов

Трина

Утром я тихонько собираюсь на работу, стараясь не разбудить своих спортсменов. Сегодня, а точнее – сегодня вечером, у них игра, и я хочу, чтобы они отдохнули. На цыпочках крадусь в кухню.

Наскоро соображаю блинчики и нарезаю клубнику, выкладываю все на тарелку и оставляю рядом розовый листик бумаги, вырванный из записной книжки, на котором пишу инструкции по разогреву:

«Не надо драться за блинчики, парни! Я на всех напекла. Хорошенько потренируйтесь – и еще лучше поиграйте сегодня. И помните: все лучше с клубникой.

PS: Пункт 4 в моем списке выглядит заманчиво. Может, попробуем?»

Потом я рассказываю, что скрывается под номером четыре.

Я уже на полпути к двери, Начо следует за мной на поводке, готовый провести день в собачьих яслях, и тут меня останавливает все еще скрипучий спросонья низкий голос:

– Куда это ты собралась с таким милашкой?

Мое сердце сжимается от того, как ласково он говорит про моего песика. Поворачиваюсь. Чейз выглядит очень аппетитно. Его волосы растрепанны, золотисто-каштановые и взлохмаченные в утреннем солнце. Лицо украшает двухдневная щетина. Должно быть, вчера он не брился. Он почесывает подбородок и идет ко мне по деревянному полу, освещаемый сзади падающим из окна светом. Выглядит как очень заманчивый утренний грех!

Он подходит к двери, садится на корточки и гладит Начо по голове.

– Я решила пораньше уйти на работу, чтобы успеть отвести его в собачьи ясли, – говорю я. – У нас автограф-сессия этим утром, и я подумала, что будет лучше оставить Начо в «Лакомой косточке».

Чейз медленно поднимается и наклоняет голову, приподняв бровь. Похоже, ему что-то непонятно.

– Ну нет.

– Что нет?

– Нет – не надо оставлять его в собачьих яслях. – Его тон такой же командный, как и в постели, и мне опасно слышать такое рано утром.

Как бы мне не понадобились новые трусики еще до заката!

Но я возвращаюсь к разговору, забывая о своей реакции на его голос.

– Почему? – спрашиваю я, растягивая это слово, потому что серьезно не понимаю, о чем он.

Он указывает пальцем на свою обнаженную грудь.

– Я – собачьи ясли. Хочу помогать тебе с собакой. Я свободен в ближайшие несколько часов, – говорит он с кривой улыбкой. – Тренер отменил утренние тренировки в этом сезоне, поэтому мне нужно быть на арене только днем. Если ты не против, мне бы очень хотелось провести утро с Начо. У нас, между прочим, уже есть планы.

У нас.

Он говорит о моей собаке так же, как и я.

Боже милостивый! У меня до смешного учащается пульс. Да, он всего лишь предложил помочь мне с собакой, но таков кратчайший путь к моему раненому сердцу.

– Не вопрос, – говорю я с улыбкой. – Буду очень благодарна. Но что у вас за планы?

Он сокращает остававшееся между нами расстояние.

– Не переживай об этом, – говорит Чейз, потом притягивает меня к себе и оставляет на щеке колючий поцелуй.

М-м-м! Этот голос определенно работает.

– Раз уж мне не надо спешить в собачьи ясли, думаю, можно тебя как следует поблагодарить, – говорю я, поднимая лицо и встречаясь с его озорным взглядом.

Он сразу меня понимает, потому что его взгляд темнеет и он перестает улыбаться, становясь серьезным.

– Встань на колени, будь хорошей девочкой.

Я повинуюсь и соблазнительно приоткрываю рот, ожидая его. Он достает свой член, убирает волосы от моего лица и проводит пальцем мне по подбородку.

– Мне даже немного жаль размазывать твою помаду. Но я все равно это сделаю.

Я беру его в рот, и он продолжает осыпать меня похвалами и похабными словами.

– Да, да. Вот это я понимаю, благодарность!

Я беру его глубже, и он безжалостно трахает мой рот, пока его стоны не делаются протяжнее, давая мне знать, что он близок.

Я мельком смотрю на свою собаку. Мелкий извращенец глядит на Чейза и только что лапкой раздраженно не постукивает, всем видом говоря: «А никак нельзя побыстрее?»