Вечер. Окна. Люди

Участковый медленно идет по своему участку, приглядываясь и прислушиваясь. Он молод, голубоглаз, курнос и был бы добродушен, если б воинская привычка и нынешние обязанности не заставляли его подтягиваться и напускать на лицо выражение строгое и мужественное. Сейчас его цель — бульвар, где под разросшимися деревьями смерклось и где уже который вечер бесцельно бродит какой-то подозрительный тип — немолодой, в плаще болонье и сером костюме, без особых примет, разве что сединка на висках и странная нерешительность: то сядет, то вскочит, крупными шагами пойдет прочь и вдруг вернется, постоит, глядя куда-то вверх, опять сядет, а глаза скосит в сторону пивного ларька… Однажды подошел к ларьку, выстоял очередь и попросил большую кружку, а отпил совсем немного, выплеснул все содержимое, махнул рукой и ушел.

Два раза участковый видел его с женщиной. Довольно симпатичная женщина, но уже немолодая, под сорок. Пришли они на бульвар вместе, постояли неподалеку от ларька, о чем-то тихо поговорили, потом она быстро ушла, почти убежала, а он опять долго мотался под деревьями. Кто? Зачем? С какой целью? Делать ему нечего или?..

После того как в соседнем районе обокрали такой же ларек, молодому участковому особенно подозрительны этот странный гражданин и та женщина. Уж не высматривают ли они, как подобраться к ларьку и какие там запоры?..

Странный гражданин и сейчас тут — сидит на темной скамье, сжав голову руками. Может, ненормальный? Так или иначе выяснить нужно.

— Гражданин, не найдется ли у вас спичек?

Тот как-то взбрыкивается, будто спал или испугался, переспрашивает, что надо, шарит по карманам и, найдя спички, с чрезмерной жадностью просит папиросу. Вид у него определенно чокнутый.

Милиционер присаживается рядом, достает две беломорины. Закуривают. Когда вспышка жидкого пламени освещает лицо странного человека, участковый видит в его глазах две радужные блестки. Слезы?! Он так потрясен этим открытием, что некоторое время молча курит и слушает, как жадно затягивается незнакомец. И уже не верит, что тот подбирается к ларьку.

— Случилось у вас что? — наконец с хрипотцой смущения спрашивает он.

— Ни-че-го. — В голосе странного человека звучит отчаяние. — Ни-че-го не случилось.

Они снова курят, сидя бок о бок на темной скамье.

— Видно, живете здесь, поблизости?

— Нет. Далеко.

— А я вас часто тут вижу, — помолчав, как можно мягче говорит участковый, — хожу по участку туда, сюда, вот и вижу.

Странный человек кивает головой и молчит.

— Такая уж у меня служба. Хожу и смотрю.

Человек молча сосет погасшую папиросу. Участковый зажигает спичку, тот прикуривает и теперь сам пристально вглядывается в лицо милиционера. Так пристально, будто ему что-то очень нужно и он колеблется — спросить или не спросить. А спрашивает совсем постороннее:

— Женат?

— Нет пока.

— А девушка есть?

— Как не быть, — с широкой улыбкой говорит участковый. — Есть, конечно.

— Любишь ее?

— Дак как же. Нравится.

— Нравится! — Странный человек тихо смеется. — Люблю или нравится — это, дружок, как говорят, две большие разницы.

— Ну почему? Девушка самостоятельная. И семья у нее приличная, хорошие люди. Квартиру дадут, поженимся. Как полагается.

— Да, да, да, — быстро подхватывает странный человек, — раз люди любят друг друга — женятся! Как полагается. — И он снова тихо смеется, но уж очень невесело.

Молчат, курят.

— А у меня вот не выходит «как полагается». Хотя люблю.

— Вы?!

Вопрос вылетел непроизвольно, уж очень неожиданно признание. Пожилой человек, седина на висках…

— Я, дружок, я. А тебе кажется, только молодые любят? В моем возрасте, парень, любовь сильнее. И страшней.

Участковому пора бы идти, но уж очень интересно повернулся разговор, будет о чем рассказать товарищам. И Тоне. Но почему — страшней? Уже не замышляет ли он что-либо недоброе — убить себя или ее? Ту немолодую, симпатичную?.. Что в таких случаях надо делать?.. Вот еще нелегкая принесла!

Будто прочитав его мысли, странный человек показывает куда-то вверх, на светящиеся сквозь листву окна:

— Вон там она живет. Ну как магнитом притянуло. Глупо, конечно.

— Да уж не стоило бы, — убежденно говорит участковый, — вы еще не старый и, видать, не из пьяниц или там… ну, несерьезных. Специальность, наверно, неплохая?

— Отличная. Настройщик я. Рояли, пианино настраиваю.

— И заработок, наверно, подходящий?

— Сколько захочу, столько и заработаю. На части рвут, только приди.

— Вот видите. — Парень несколько озадачен, никогда еще он не давал советов таким почтенным людям, но что-то нужно подсказать этому ненормальному, раз уж он в откровенность пустился. — Женщин ведь хватает, — хрипловато, со смешком говорит он, — и на все согласных сколько угодно, еще и угощение, и пол-литра поставят. Не на одной свет клином.

— На одной.

Участковый вздыхает. И снова подступает тревога — не замышляет ли недоброе? От такого чего угодно ждать можно!

Странный человек докурил, тщательно гасит папиросу, вминая ее в землю, потом несет в урну, что стоит поодаль, возвращается и, схватив милиционера за рукав, начинает говорить быстро, возбужденно, заглатывая слова: