Вечер открытых сердец

– Нет, ну как вам это нравится? – Она воинственно подбоченилась. – Эти двое даже чайник не вскипятили! Володь, ты же обещал!

– Забыл! – Надыкто обхватил руками голову и, неожиданно рухнув на колени, заблажил дурным голосом: – Прости, матушка, засранца!

– Прекрати! – Наумлинская отвесила ему шутливую затрещину. – Если тут кто-то и должен стать на колени, так это я.

– Володечка, Ирочка! – Каркуша сложила на груди руки. – Как мы за вас рады, кто бы знал!

Наумлинская вздохнула:

– А мне, не знаю даже почему, Светку даже жаль. Какая-то она неприкаянная, что ли…

Все, как по команде, повернули головы. И хотя вслух никто ничего так и не сказал, Наумлинская знала, девочки чувствуют сейчас то же, что и она. И еще Ирина поняла, что теперь она ни за что на свете не станет врать. Даже самой себе.

* * *

Вчера Галя Снегирева получила по электронной почте письмо от Игоря. Он просил ее о встрече. Просил настойчиво и вместе с тем покаянно. Не обошелся Игорь и без загадок. Впрочем, Галя была уверена, что это лишь хитрость, наивный способ разбудить ее любопытство.

С тех пор как они расстались, прошло уже почти два месяца. И ни разу за все это время Игорь не напоминал ей о себе. И вдруг, когда она уже начала забывать и его самого, и свою обиду на него, он присылает ей это письмо.

Вначале Снегирева хотела поделиться этой новостью с Валентином, но потом передумала, решив, что Валентин, скорее всего, поймет ее неправильно. В последнее время он что-то часто стал вспоминать об Игоре. То вдруг ни с того ни с сего пускался в рассуждения, будто бы сам с собой говорил: мол, понятное дело, Гале с ним скучно. Ведь он ни стихов сочинять не умеет, ни беседу умную поддержать, не то что Игорь. Или вдруг возьмет и бросит как бы невзначай: «Да, старую любовь забыть непросто!» В общем, хоть Валентин ни разу не заявлял Снегиревой прямо о своих чувствах, девушка ясно видела: он ее ревнует. А ведь она решительно не давала к тому никаких поводов. Да, иногда ее взгляд становился грустным. И что скрывать? В такие минуты она действительно вспоминала Игоря, но воспоминания эти были мимолетными. Или же Галине просто хотелось, чтобы они были таковыми?

Вот уже в третий или в четвертый раз перечитывала она короткое письмо, пытаясь разглядеть, почувствовать тайный смысл, скрытый между строчками:

«Здравствуй, Галя. Наверное, ты очень удивишься, обнаружив в ящике мое письмо. Возможно, даже не станешь его читать. Но если все-таки откроешь… Галя, я обращаюсь к тебе с просьбой, заранее смирившись с тем, что ты не захочешь пойти мне навстречу. А ведь именно об этом я прошу тебя: о встрече. Прости за глупую игру слов. Мне очень нужно, просто необходимо увидеть тебя. Вчера я был сражен наповал одной страшной новостью. Тебя, Галь, это тоже касается. Самым прямым образом. И хотя говорят, что бумага все стерпит, я не хочу подвергать ее таким пыткам. Если можешь, ответь. Я буду ждать. Игорь».

Такое вот письмо…

«Не пойду никуда и отвечать на письмо не стану», – уговаривала себя Снегирева, хотя в эту минуту уже знала наверняка, что и ответит, и пойдет.

– А вот и неправда! – вырвалось у нее вслух. – Сказала не пойду, значит, не пойду.

Впрочем, это, как вы уже догадались, совсем другая история.