Вячеслав Никитин стоял, выпрямившись во весь рост, безвольно опустив оружие и не отводя взгляда с увеличивающегося в размерах боевого геликоптера. Не счесть, сколько раз сержанту приходилось видеть появляющиеся, словно выныривающие из-за склонов вертолеты, грозные Ми-24 "Крокодил" или трудяги Ми-8, тоже способные огрызаться огнем, да еще как. Это были, пожалуй, самые счастливые моменты для попавших в засаду, прижатых к земле ураганным огнем и гибнущих один за другим спецназовцев, видеть, как из-под сильно скошенных плоскостей винтокрылов вырываются огненные стрелы ракет, и там, где еще секунду назад был пулеметный расчет боевиков, встает стена взрывов.
Порой одного только появления вертолетов хватало, чтобы обезумевшие от своей и чужой крови террористы, по самое некуда накачавшиеся наркотиками, мгновенно трезвели, обращаясь в бегство. И только теперь сержант понял, что вселяло в их очерствевшие, не знающие жалости и будто вовсе не чувствующие боли сердца такой ужас. "Апач", похожий на стальную стрекозу, укусы которой были не просто болезненными – смертельными, приближался, бешено вращавшиеся лопасти слились в прозрачный диск, вой двигателей заглушал все звуки, а сердце болезненно сжалось в груди, и не было сил пошевелиться.
Не один только Никитин впал в ступор. Солдаты и офицеры, будто оказавшись не в силах поверить в происходящее, да и трудно было принять все, как реальность, а не странный и довольно страшный сон, стояли во весь рост, не сводя завороженных взглядов с приближавшейся винтокрылой машины, рубившей холодный, чистый, точно хрусталь, воздух углепластиковыми лопастями. И лишь в тот миг, когда из-под крыльев "Апача" брызнули метеориты неуправляемых ракет, с людей вдруг спал морок.
– Воздух, – что было мочи, рявкнул лейтенант Козлов, одним махом отпрыгнув на несколько шагов в сторону. – Все в укрытие! К бою!
Последние слова офицера заглушили раскаты взрывов. Волна семидесятимиллиметровых ракет FFAR, оставлявших за собой четко видимые дымные следы, накрыла блокпост, обрушившись огненным дождем на столпившихся людей. Вал разрывов прокатился по склону, сметая палатки, иссекая осколками блиндажи, перемалывая человеческие тела.
Сержант Никитин сделал первый шаг в тот самый миг, когда пришел в действие взрыватель первой ракеты, и ударная волна, подхватив спецназовца, оторвала его от земли, откинув на десяток метров. Не успев что-либо понять, тем более, не успев сгруппироваться, Вячеслав упал на каменистый склон, прокатившись по камням, лезвиями вонзавшихся в его тело сквозь камуфляж. Казалось, небо и земля, тесно сплетясь, закружились в стремительном танце, и горы встали на дыбы. На самом деле все было проще – американские пилоты, не опасаясь сопротивления, словно не веря в него, атаковали, ударив в упор, чтобы ни одна ракета не была истрачена понапрасну.
Кое-как встав на четвереньки, Никитин обвел вокруг себя взглядом, всюду видя только окровавленные тела, просто куски мяса, то, что раньше было его товарищами или пограничниками, заброшенными сюда приказами своих командиров. На месте штабного блиндажа, не выдержавшего прямого попадания, чернело дымящееся пятно воронки, и где-то там, на дне ее, неотделимый теперь от камней и мерзлой земли, остался ефрейтор Тарасов, так и не сумевший докричаться до своих сквозь забитый помехами радиоэфир.
Блокпост был разгромлен полностью, два человека в вертолете сделали за минуту то, на что у боевиков, вздумай они испытать-таки оборону на прочность именно здесь, ушли бы часы непрерывного обстрела. Передвигаясь по-прежнему на четвереньках, будто разучившись ходить, Никитин прополз пару метров, наткнувшись на иссеченную осколками кучу сочившегося кровью мяса в обрывках камуфляжа. Только по трем звездочкам на полевом погоне можно было узнать командовавшего заставой старшего прапорщика, разделившего участь своих бойцов и хотя бы благодаря этому заслужившего право называться настоящим командиром.
Это был настоящий кошмар, и хотелось скорее проснуться, выныривая из темной липкой пучины. Все смешалось после того, как одна из ракет угодила в склад боеприпасов, уничтожив в один миг несколько ящиков с гранатами и патронами всех калибров, заставив гору содрогнуться от взрыва. Всюду дым, чад, трупы, беспорядочно разбросанные кругом, точно надоевшие куклы – капризным ребенком. Казалось, кровью залито все, но в мозг упрямо ввинчивался, точно сверло бормашины, злой крик лейтенанта.
– К бою, – надрывался, хрипя и надсадно кашляя, Козлов. По лицу офицера текла кровь, сочившаяся из пробитой головы, но он твердо стоял на ногах, с ненавистью глядя в небо. – Оружие к бою! Открыть огонь! Мать вашу, я сказал, огонь!!!