Вечер потрясения (СИ)

Порой летчикам, в очередной раз обрушивавшим свинцовый дождь на головы пытавшихся укрыться в каких-то сырых щелях террористов, казалось, что новое оружие слишком сильно для этой войны. На земле просто не нашлось целей, достойных того, чтобы атаковать их противотанковыми ракетами "Вихрь" или мощными Х-29Л, но и эффективность привычных авиабомб возрастала благодаря низкоуровневой телевизионной системе "Шквал", датчик которой "прятался" в узком носу штурмовика, позволяя обнаруживать отдельного человека за сотни метров, даже среди ночной тьмы.

Никогда еще пилоты не ощущали себя столь сильными, никогда война не шла на подобных условиях, когда шайки бандитов, бродившие по горам, превращались бы в тех, кем и были по своей сути – стаи диких, взбесившихся зверей, для которых пуля есть самое милосердное лечение. И только накапливавшаяся усталость – не каждый легко выдержит по три-четыре вылета в день – была расплатой за мощь и свободу.

– Чертовы штатские, – раздраженно простонал Кукушкин. – Наверняка грузовой "борт" с каким-нибудь барахлом пригнали, идиоты! Не могут понять, кретины, – здесь военная база, а не вещевой склад!

А турбины, так некстати прервавшие сон тружеников неба, пытавшихся урвать краткие часы отдыха между очередными вылетами, когда снова и снова, полагаясь лишь на машину, собственное мастерство, а более всего – на удачу, приходилось рисковать, ставя на кон собственную жизнь, вдруг сменили тональность. Сон нехотя начал отступать, освобождая сознание летчиков от мягких пут, и вызывая непритворное недовольство самих пилотов, лишившихся одной из немногих своих привилегий, заслуженных честным трудом там, под облаками.

Только проведя много часов в поднебесье, можно научиться ценить каждую минуту на земле, и пилоты ценили их, искренне наслаждаясь каждым мгновением покоя, хотя другая часть их души рвалась и рвалась в небо, пусть там наравне со свободой можно было легко обрести и смерть. Каждый полет над окутанными дымкой горами, над разинутыми пастями ущелий, мог оборваться внезапно взмывшей с земли зенитной ракеты, какой-нибудь "Стрелы" или "Стингера", и даже титановая броня мощного Су-25Т не стала бы тогда достаточно надежной защитой.

Кукушкин что-то хотел сказать, поняв по звуку, что самолет, появившийся над городом, стремительно приближается, снижаясь, будто заходя на посадку. Но в следующий миг казарма содрогнулась, будто оторвавшись на секунду от земли, от врытого в почву фундамента, затем в спину хлестнуло битым стеклом, и в себя пилот пришел уже лежа на полу, уткнувшись в бок упавшего рядом Терехина.

– О, черт, – простонал Сергей, вернее, ему показалось, что он произнес именно это – в ушах звенело, все звуки словно проникали сквозь толстый слой ваты. – Дьявол!

Упираясь руками в усыпанный битым стеклом пол, не обращая внимания на рассеченные ладони, просто не чувствуя в этот миг боли, Кукушкин поднялся на четвереньки, и только теперь увидел лужу крови, вытекшую из-под головы своего товарища.

– Виталя, – капитан толкнул Терехина, и голова того безвольно мотнулась, обратив к Сергею остекленевший взгляд уже ничего не видящих глаз. – Виталя, ты что? Виталя?! А-а, суки!!!

Кукушкин тряс и тряс Терехина, превратившегося в безжизненную обмякшую куклу, будто так мог вернуть того к жизни, пока чьи-то руки не подхватили капитана, рывком поставив его на ноги.

– Серега, хватит, – майор Малышев кричал, приблизив свое лицо, сведенное судорогой боли и страха, к лицу Кукушкина. – Довольно, капитан! Он мертв, мертв, ты понял?!

– Что это было, – прохрипел, с ощутимым усилием выталкивая слова из глотки, Кукушкин. – Что происходит?

– К черту, – Малышев толкнул едва державшегося на ногах капитана. – Нужно выбираться отсюда, пока нас не завалило на хрен! Давай, капитан, пошли!

Под ногами хрустело битое стекло, рядом кто-то протяжно, на одной ноте, кричал, но пилоты, не обращая на это внимания, пробирались к выходу, поддерживая друг друга. А там, снаружи, их уже ждал четвертый "летун", капитан Семенов, оказавшийся более проворным или просто чуть более везучим – летчик сумел покинуть казарму без посторонней помощи.

– Серега, ты как, цел? – Семенов подхватил Кукушкина под руку, поняв, что капитан вот-вот свалится с ног. – Ты ранен?

– Нет, кажется, нет. Все в норме, Андрюха.

Осмотревшись по сторонам, Кукушкин понял, что происходит нечто необычное. Небо затянуло плотным дымом горящего топлива, бетонка казалась усеянной трупами. В стороне полыхал пассажирский лайнер "Туполев", рядом громоздились остовы пары Ми-8, тоже охваченных огнем. Фонтан вспыхнувшего топлива щедро обдал жидким пламенем выстроившиеся вдоль взлетной полосы самолеты и вертолеты, уничтожив все, способное летать. Вернее, почти все.

– Это воздушный удар, – произнес майор Малышев. – Грозный бомбят!

– Что? Кто? – хором воскликнули капитаны, выпучив глаза и с изумлением уставившись на своего командира. Отвечать майору не пришлось – обрушившийся из поднебесья вой реактивных турбин был красноречивее всяких слов.