Вечер потрясения (СИ)

– Наши "Грачи", – Малышев указал на дальние ангары, кажется, почти не пострадавшие от атаки. – К самолетам, бегом! За мной!

Майор первым сорвался с места, изо всех сил припустив через летное поле, превратившись на несколько минут в идеальную мишень, но едва ли озаботившись этим всерьез. Семенов, чуть промедлив, рванул за командиром, а уже за ними бросился Кукушкин, слыша, как за спиной стонет рассекаемый плоскостями чужого самолета воздух.

Сергей бежал, припадая на правую ногу – только сейчас кроме кровоточащих ладоней дало о себе знать ушибленное при падении колено. В кабине самолета едва ли это стало бы помехой для яростного, тем более яростного, что он был попросту напуган происходящим, воздушного бойца. Но до верного "Грача", штурмовика Су-25Т, еще следовало добраться.

Капитан Кукушкин пытался быть быстрым, но каждый шаг отдавался резкой болью в колене, бедре, где-то в боку. Пилот едва не упал, когда под ногу ему попал камень, фрагмент покрытия летного поля, вырванный взрывом. Малышев с Семеновым вырвались далеко вперед, даже не оглядываясь, словно забыли о своем товарище – пилотов манили укрытые под стеной ангара штурмовики, словно ждущие своих наездников крылатые скакуны, только и желающие оторваться от земли.

Раскаты грома внезапно обрушились на летное поле, так, что невольно захотелось упасть, вжавшись в землю. Но капитан Кукушкин вопреки инстинкту, лишь собрал все силы, заставляя мышцы сокращаться быстрее, жадно втягивая в горящие огнем легкие наполненный гарью воздух. Вой турбин, внезапно ударивший в спину, подхлестнул Сергея Кукушкина, заставив сделать несколько огромных прыжков, почти нагнав своих друзей. Но секунду спустя к рокоту реактивных двигателей добавился пронзительный свист, пробирающий до костей, и тотчас тугая волна воздуха, приведенного в движение мощным взрывом, подхватила Кукушкина, точно ладонь великана, швырнув пилота в сторону от ангаров. Летчик прокатился по бетону, потеряв ориентацию, ничего не слыша и не видя.

Казалось, от грохота взрыва лопнет фонтаном кровавых брызг голова, но все же Кукушкин смог подняться на ноги, хотя и был готов в любой миг упасть ничком. Осмотревшись, капитан увидел, что бомбы, сброшенные прошедшим над взлетной полосой на ничтожной – считанные десятки метров – высоте американским истребителем, уже свечой уходившим в зенит, засеяли все летное поле. Рядом, в какой-то полусотне метров, дымились развалины казармы, буквально разметанной по кирпичику прямым попаданием. Туда и бросился Сергей, истово молясь, чтобы американец повременил идти на второй заход.

Кукушкин только теперь, со всей мочи работая ногами, понял, каково было его противникам, прятавшимся в горах боевикам, когда над их головами, вспарывая воздух, проносился сыплющий бомбы и плюющийся залпами ракет штурмовик, почти неуязвимый для зенитного огня. Это был страх, неподвластный разуму и воле, страх, полностью подчинявший сознание, сводивший все помыслы только к одному – бежать, прятаться от грозящей с небес смерти, спасться любой ценой. Никогда еще Сергей не чувствовал себя настолько беспомощным, никогда прежде не мог и подумать, что будет так спешить забиться в первую попавшуюся щель, туда, где его трудно будет увидеть с воздуха, правильно выбрав цель для атаки.

Добежав до казармы, от которой остались лишь осыпавшиеся стены, над которыми курился дым, Кукушкин с неожиданной ловкостью – страх, отупляя, все же придал новые силы – перемахнул через завал из кирпичей, вжимаясь в угол, стараясь буквально слиться с покрытой копотью стеной. Откуда-то из поднебесья вновь донесся гул турбин, то усиливавшийся, то отдалявшийся, и невозможно было сказать, сохранит ли ненадежное укрытие жизнь доверившегося его защите человека.

Сергей вздрогнул, когда едва ли не на голову ему свалился перемазанный кровью и грязью парень в порванной тельняшке, изодранных в лоскутья камуфлированных штанах, сжимавший в руках АКС-74. Солдат, лицо которого перекосило в гримасе страха, помноженного на ярость, зыркнул по сторонам, вращая остекленевшими глазами, и, увидев капитана, вскинул автомат, уже готовый надавить на спуск.

– Идиот, – рявкнул отпрянувший назад Сергей. – Не в того стреляешь! Я не враг, враг в воздухе, черт тебя возьми!

В этот миг, пожалуй, капитан испугался даже больше, чем когда чужой самолет сыпал бомбы над его головой. Погибнуть от руки своего, от пули, выпущенной от страха – такая участь едва ли могла называться героической, а охваченный паникой боец явно был способен пристрелить первого, кто попадется ему на глаза.

И все-таки обошлось, окрик Сергея подействовал, чуть отодвинув гибель, сделав не столь неминуемой сейчас. Десантник, шумно выдохнув, опустил оружие, во взгляде его появилась какая-то осмысленность, судорога, от которой свело лицо, отступила.

– Кто такой? – хрипло выдохнул десантник, чуть ослабив хватку на рукоятке управление огнем и опустивший ствол себе под ноги.

– Капитан Кукушкин, фронтовая авиация.