Вечер потрясения

Офицер мог бы не говорить этого. В любом случае, не стоило подгонять полностью погрузившихся в работу техников – сейчас ошибка в одной цифре могла отозваться необратимыми последствиями спустя всего лишь часы. Здесь все знали, что делать, и знали, что это нужно сделать точно в срок. И они привыкли в точности выполнять даже почти невыполнимые приказы.

Сунув руки в карман потертой камуфлированной куртки, полковник Колин Руперт, как и многие офицеры, не без интереса наблюдал за суетой техников, проявлявших сегодня, когда все учения уже завершились, активность, невиданную даже в самый разгар грандиозных маневров. Без лишней суеты, но, явно торопясь, державшиеся особняком ото всех люди в камуфляже с весьма серьезными знаками различия старались действовать четко, не тратя ни секунды напрасно.

– Полковник, сэр, прошу прощения. Вам приказано явиться в центр управления полетами, сэр!

Колин даже не заметил, как к нему подошел ординарец, юный лейтенант-латинос. Вытянувшись в струнку, вестовой терпеливо ждал реакции, буквально пожирая взглядом старшего офицера.

– Что такое, лейтенант? – нахмурился командир Девяносто второго бомбардировочного авиакрыла.

– Для вас приказ, сэр, – поспешно ответил вестовой. – Больше мне ничего не известно. Мне приказано как можно скоре доставить вас к коменданту базы, сэр!

Полковник понимающе кивнул. Пожалуй, в глубине души он с самого начала понимал, что без малого три дюжины "Стратофортрессов", авиакрыло в полно составе, не станут гонять через океан лишь ради того, чтобы едва ли четверть экипажей могла выполнить по одному учебному пуску буквально по площадям. Но сейчас все, и неожиданная передислокация, и транспортник с грузом ракет, над которыми в таком напряжении колдовали техники, сложилось в ясную картину. Что ж, для чего же существуют военные летчики, как не для того, чтобы вести в бой доверенные им крылатые машины? Сам Колин Руперт был к этому вполне готов.

На авиабазе, расположенной едва ли не на краю света, бегали, запыхавшись, сотни людей, не имевших ни секунды свободной для отвлеченных раздумий. Но они не были единственными, кто оказался занят делом, важным, не терпевшим промедления, но не допускавшим и зряшной суеты – еще один человек, на которого внезапно свалился груз ответственности, вполне, в прочем, ожидаемый, не мог позволить себе ни мгновения праздных раздумий, действуя, точно неутомимый робот. Им оказался бригадный генерал Эндрю Стивенс, прибывший в Германию несколько часов назад.

Стивенс единственный представлял все смертоносное совершенство той картины, крохотные кусочки которой могли видеть сотни тысяч людей в форме вооруженных сил Соединенных Штатов. Вместе с группой офицеров, также прилетевших в Рамштайн из-за океана, генерал в эти минуты выслушивал торопливые доклады, которые поступали в командный пункт, разместившийся на крупнейшей американской военной базе на территории Европы буквально каждую минуту.

В изолированных от внешнего мира казармах, окруженных тройным кольцом постов, защищенных от вторжения с суши, с неба и даже из-под земли всеми возможными средствами, уже несколько часов кипела напряженная работа, непонятная большинству из тех, кто находился на огромной военной базе. И потому только генерал Стивенс, получивший особые полномочия от самого президента Соединенных Штатов, знал о причинах томительного ожидания тысяч моряков и летчиков, а также о том, чем оно могло закончиться.

В спешно развернутый в Рамштайне командный центр не начавшейся еще операцией, которой предстояло стать самой грандиозной и самой рискованной акцией американской армии за всю ее историю, если не считать, пожалуй, удара по японским городам в августе сорок пятого, стекалась информация из сотен источников. Данные со спутников, пролетавших над Восточной Европой и Атлантикой, с десятков разведывательных самолетов, с многочисленных кораблей и субмарин, минуя все промежуточные звенья, хлынули в штаб Стивенса могучим потоком, заставляя аналитиков до рези в глазах всматриваться в мониторы, изучая космические снимки и донесения всех существующих разведок.

Не выдерживала техника, и мощные компьютеры, обрабатывавшие весь этот массив информации, начинали "зависать", перегревшись от такой интенсивной работы. Люди глотали кофе и аспирин, едва держась на ногах. И только Эндрю Стивенс сохранял выдержку, став этаким гранитным утесом посреди бушующего моря.

В прочем, спокойствие это было обманчивым, лишь внешним, а на самом деле в сознании генерала, оказавшегося центром огромной паутины, кипела буря. Каждое новое донесение, каждый доклад, пришедший по линиям коммуникации из дальних уголков Европы и даже из океана, в корне менял ситуацию, заставляя спешно продумывать возможные ходы, искать альтернативы. Времени было исключительно мало, и это было одним из условий сохранения секретности, ибо утечка информации могла вызвать катастрофу. А потому приходилось в значительной степени импровизировать.