Вечер в вишнёвом саду (сборник)

— Иди, миротворец! И так разберемся!

Аркадий ревет:

— Извини, не расслышал! Ты что, без меня прокормиться решил или как там?

— Не бойся, не сдохну! — ревет ему Федор.

— Ты, может, не сдохнешь, — смеется Аркадий, — а вот малолеток куда?

Когда он смеется, он пахнет болотом.

— Ты сука! — ревет ему Федор. — Ты — сука!

— А я ни при чем, — отвечает Аркадий, — Настёну мне жалко, ее полечить бы!

Я думал, что Федор сейчас его — плеткой, а он ничего. Только стал совсем белым.

— Тогда, детка, слушай, — смеется Аркадий.

— Чего тебе нужно? — ревет ему Федор.

— Ну, слушай, малыш, ты кончай заводиться. Я бабки даю? Я даю! Сестер я тебе поднимаю? А как же? Давай тормози-ка! Дело очень кисло. Оксанка, она через месяц — тю-тю вам! Встревать тебе нечего. А через месяц снег выпадет, каток на Красной зальют. Начнем тогда бизнес с тобой. Настоящий.

— Какой еще бизнес? — ревет ему Федор.

— Ну, вот! Какой бизнес! Ты сказки читал? Нет? Ну, может, хоть слышал? Мужик с медведём! Вот какая тут сказка! Тут Красная площадь под боком, тут Кремль. И тут вам народная сказка! Чем плохо? Я супердела заварю, ты не бойся. С девчонками бизнес, с кваском, ты не бойся!

— Проваливай! — Федор ревет. — Не хочу я!

Аркадий стал черный весь. И провалился.

— Я, Миша, не все тут секу! — мой ревет. А я его грею, лижу ему морду. — Давай, значит, так, — он ревет. — Что за дело? Аркашке я нужен. Зачем? Непонятно. Медведь дрессированный, так? Ну, и что тут? Подумаешь, бизнес! Курям, Миша, на смех! Зачем мы ему, а, Мишаня? Зачем мы? Идем, значит, дальше: Оксанка. Оксанка! Вот тут, Миша, круче! Тут, Миша, и бизнес! Оксанка бывала в Канаде с балетом, Аркашкин партнер ее там заприметил. Аркашка ее вроде продал в Канаду. Оксанке пока, значит, хату. И тачку. Живи, наслаждайся! Канадец подвалит, Оксанка готова. Сидит как картинка. Ты, Миша, сечешь?

Конечно, секу. Мы из цирка, артисты.

— Оксанка взяла крутанула, сечешь? С моей, в общем, помощью. Что происходит? А то, что Аркашка порядком струхнул. Партнер-то не шутит! Идет, значит, прямо: «Давай отвали!» Я, положим, валю. Зачем я ему? Отвалил — и привет вам! А он обещать начинает: «Медведь! Народная сказка! Делишки заварим!» Ведь если я бабок нарою, я — что? Ведь я ж уведу ее, Миша, ведь ясно! Зачем же тогда помогать мне, зачем?

Мне Федора жалко, но Федор — дурак: задрать нам Аркадия надо, и точка.

Мы поехали на искусственный. Федор учил меня кланяться, потом играть на гармошке, потом опять кланяться. В восемь нас забрал Ван Ваныч, было уже темно. Я тут же унюхал, чем пахнет автобус. Оксаной он пахнет. Она выползла из-под заднего сиденья и свалилась Федору на колени. Мы приехали в цирк, где не было представления, была только баба, она чистит клетки. Федор открыл дверь в артистическую, они повалились на диван.

Мне стыдно, когда Федор мой так кричит.

И тут кто-то лапами грохнул по двери.

И Федор сказал:

— Ну, Мишаня, давай!

И я заревел. В дверь нам грохал Ван Ваныч.

— Эй, вы! Отворяйте! Чего заперлись!

— Чего тебе надо? — мой Федор ревет.

— Медведя давай убери, ёлы-палы! Давай открывай, ёлы-палы, паскудь!

— Чего тебе надо? — ревет ему Федор.

— А есть разговор, я кому говорю!

Федор открыл дверь, и мы увидели Ван Ваныча, который качался во все стороны, как клоун один — (Вячеславом зовут!), — когда притворяется пьяным и глупым.

— А Мишка твой, он хоть меня не сожрет?

— Скажу — и сожрет, — отвечает мой Федор. — Ты, это, давай говори: что пришел-то?

— Кончай! — забрехал тут Ван Ваныч. — Кончай! Ты думаешь, я прикрывать тебя буду? Блядине своей объясни, чтобы шла!

И тут вдруг Оксана — как вскочит!

— Блядине! Кому объяснить? Ты, дедуля, чего? А кто на Центральный косяк ночью вёз? А хочешь, я тоже шепну кому надо?

— Наезд, да? Наезд? Жуть решила нагнать? Ну, я вам тада покажу! Насмеётесь!

Ушел. Только запах остался. И всё.

Оксана заплакала.

— Лучше не надо, — она говорит. — Я, пожалуй, пойду.

— Что значит: не надо? — ревет ей мой Федор.

Она погладила меня по голове и навалилась мне на спину своей мокрой мордой. Я весь ходуном заходил: это что? Никто, кроме Федора, так и не смеет! Чтобы лапами лапать и морду валить.

— Прости, — говорит, — мы не можем . Ты что? Он всех же вас кормит!

— Постой! — брешет Федор. — Оксанка, постой ты!

— Чего там: постой? Мне вот-вот улетать. Как визу дадут, так и всё, — она брешет.

— Зачем ты пришла? А? Ответь мне? Зачем? Потрахаться очень хотелось, я вижу?

— Козел! — заревела она. — Ты козел! Я, может быть, жизнью рискую, а ты что? Возьмет твой Аркашка меня — и под лед! И Стиву расскажет «народную сказку»! Мол, так, Стив, и так: ну, пропала она! Давай лучше денежки делать, как раньше!

— А Стив твой, он — что? Тоже сказки читал?

— Читал, — говорит, — с Украины они. Его деда с бабкой фашисты угнали.

— Ах, с бабкой! — мой Федор ревет. — Сколько их? Его этих «бабок»? И чем они пахнут?

— Чего мне их нюхать? — Оксана ревет. — Они, если пахнут, так только духами!

— Продажная, да? — Федор мой говорит.

— Кто? Я? Я — продажная. Кто с тобой спорит? А ты? Ты ведь тоже продажный, ведь так?