Мать не ответила. Сели обедать. Бабушка Лариса принесла сковороду с котлетами. Отец вдруг развеселился, начал шутить, щелкнул Кольку по носу, похвастался, как они замечательно отдыхали вдвоем в городе Сочи, каким чудесным было море по вечерам, как их вкусно кормили.
В столовой зазвонил телефон. Бабка хотела было ответить, но отец оттолкнул ее и схватил трубку.
— Алло! — закричал он и вдруг закрыл за собой дверь.
Что-то он еще говорил там, но было не разобрать. У матери глаза выкатились наружу, как пинг-понговые шарики, бабка притихла. Отец вернулся и принялся за еду.
— Кто это звонил, Леня? — тихо спросила мать.
— Это? — отмахнулся отец. — Это мне звонили по делу.
— По какому? — Мать прикрыла глаза.
— Тебе какая печаль? — грубо сказал отец. — Давно не шпионила?
Мать испуганно посмотрела на Кольку, разрыдалась во весь голос, задохнулась, закрылась ладонями, сбросила на пол стакан с лимонадом и побежала в коридор, словно за ней кто-то гнался. Кольке стало страшно. Он побоялся, что отец догонит ее и изобьет. Но отец сидел неподвижно, опустив глаза и сжав в кулаки свои большие волосатые руки. Бабка шуршала салфетками. Наконец отец встал.
— Поговори, поговори, — прошуршала бабка и всхлипнула, — по-людски надо, по-человечески…
— Осточертели вы мне, — тихо сказал отец, — вот вы у меня где сидите, — и провел ладонью по шее, словно отрезая себе голову.
— Поди погуляй, Коля, — приказала бабка, перестав всхлипывать, — потом доешь, поди погуляй…
Вечером, когда он уже разделся и собирался лечь спать, в комнату неслышно, будто кошка, проскользнула мать Вера. Накрашенные ресницы ее слиплись от слез и колышками торчали в разные стороны. У Кольки сразу же заболел живот.
— Коля, — ласково сказала мать, — тебе нравится жить здесь, дома?
— Нравится, — удивился Колька и положил обе руки на пупок, чтобы было не так больно, — а чего?
— Ах, нравится, — пропела мать, — ну а где тебе больше нравится: здесь или в Сочи?
— Здесь, — сказал Колька и тут же испугался, потому что у матери опять полезли наружу глаза, — и в Сочи.
— Но ведь тебе же, наверное, было скучно в Сочи? — прошептала мать. — Ведь папа же был все время занят в Сочи?
Дверь распахнулась, и отец — в белых трусах, босой и всклоченный — вырос на пороге.
— Хватит! — заорал он и изо всей силы толкнул Кольку на кровать. — Оставь ребенка, идиотка!
Мать раскрыла рот и стала ловить им воздух, как рыба.
— Педагог сраный! — кричал отец. — Кащенко по тебе плачет! Вся в дедушку в своего, княгиня!
Мать убежала, хлопнув дверью. Отец устало опустился на стул рядом с Колькой.
— Вот что, — сказал он и изо всех сил потер лоб ладонью, — вот что: о Сочи ни слова. Понял меня?
Колька кивнул. Из глубины отцовских глаз выплыла белая Алла Аркадьевна.
Сквозь прозрачную ткань купальника просвечивали черные соски. Она посмотрела на Кольку и лениво закачала рыжей головой.
— Понял меня? — строго повторил отец.
— Понял, — сказал Колька, глядя под ноги, — чего не понять…
Ночью он проснулся от грохота. Что-то покатилось, упало, разбилось.
Над кроватью появилась бабушка Лариса в ярко-белом больничном халате и заплакала:
— Нет у тебя сердца, нет, нет! По-людски надо, по-человечески!
В соседней комнате горел свет. Отец, спиной повернутый к Кольке, показался неправдоподобно большим. Под его руками бились чьи-то худые, с черными волосинками ноги. Волосинки стояли дыбом, блестели под лампой. Голос, не похожий на материнский, слишком тонкий, словно девчоночий, кричал:
— Уходи! Больно! Больно! Так не хочу! Так не хочу!
— Замолчи! — грохотал отец. — Замолчи, я кому сказал! Я тебя свяжу сейчас, если не перестанешь!
Бабка подбежала к волосатым ногам и стала зачем-то кутать их в одеяло.
— Идиотка! — орал отец. — Лекарство нужно! Тазепам! В сумке у нее тазепам!
Он отскочил в сторону, чтобы дать бестолковой бабке сумку, и Колька зажмурился от страха. На отце ничего не было, кроме черной от загара кожи, а мать, оказывается, каталась по кровати, быстро-быстро болтая ногами в воздухе.
— Дверь! — приказал бабке отец, на секунду встретившись глазами с Колькой. — Дверь закройте!
Бабка захлопнула дверь, и Колька остался в темноте.
Он был предприимчивым, деловым человеком. В тридцать шесть лет — кандидатская, в сорок четыре — докторская. Специалист по детским психологическим травмам, педагог. Его последняя книга «Ошибки и достижения Зигмунда Фрейда в вопросах сексуального развития подростков» была переведена на японский язык. Он трижды ездил на международные симпозиумы и научился есть японское блюдо суши деревянными палочками.
У него была прекрасная квартира, доставшаяся от сумасшедшего грузина, любящая жена, красивая мебель и большая библиотека. Он собирался вот-вот купить новую машину и засесть за новую книгу, которую тоже переведут на японский. Ему уже заплатили аванс. Вера была плоской и неловкой.
Но, в конце концов, не велик труд покопать ее пару раз в месяц. Молча, быстро, ничего не испытывая. Жили и жили. Удобно жили, он многое успевал.