Вечер вне дома: Сборник

Он вспомнил Хильду. В смерти она обрела наконец свой покой и стала по-настоящему красивой. А что обрела Дагна? Хаген покачал головой и попытался забыть ужасный облик Дагны. Теперь она не была похожа на сестру.

Хаген вскарабкался вверх по откосу и пошел к своей машине. Было очень трудно править одной левой рукой, но ему удалось добраться до средневекового замка в сердце поселка Оукмар. Дверь была заперта. В конце концов Хаген влез в дом через окно, затем стал искать телефон.

Первым делом он позвонил Трогу.

Хаген выкурил много сигарет и о многом подумал, прежде чем услышал вдали сирену. Плечо его страшно болело, но оно заживет.

Второй его звонок был в призывную комиссию. Персонал работал там до поздней ночи, как и он сам. Сержант, ответивший на его звонок, счел за шутку желание Хагена вернуться в армию. Кроме того, он не слышал о таком месте, как Хард-Рок[1].

— О какой скале вы говорите? — спросил сержант.— Возвращайтесь на свою вечеринку, приятель. Поймите, как хорошо там вам будет. И присмотрите для меня чью-нибудь сестренку, хорошо?

— Будет сделано,— ответил Хаген.— Она у вас будет.

Он положил трубку. С этим можно повременить до завтра, а сейчас он последует совету сержанта. Хаген вылез на улицу из разбитого окна и направился на свою вечеринку. Первые гости уже выходили из патрульной машины.

Питер Чейни Говорю вам, оно это может

Глава 1

Жизнь может быть чертовски удивительной! Иногда и сам себе не веришь, получая от нее что-нибудь приятное.

Тогда, в Париже, в мае 1945 года, состояние мое было совершенно подавленным. И причину этого можно обозначить одним словом: дамочки!

Парень, назвавший эту аллею «Розовой», обладал чувством юмора, потому что, хотите — верьте, хотите — нет, вонь стоит здесь невероятная. Похоже, что ее жители выбрасывают на улицу все, что не желают держать в своих жилищах. А может, все дело в том, что немцы лишь недавно покинули Париж. Затрудняюсь сказать.

У меня немного кружится голова, потому что один парень сказал мне, что «дюбонэ» пополам с хлебной водкой здорово пьется, и оказался не трепачом. Да, голова явно трещит. К тому же я неравнодушен к той крошке, с которой мы вместе обедали.

Кругом тьма, хоть глаз выколи, но вдали полоска света пробивается из окна на втором этаже. Форс говорил, что, когда в Париже хозяйничали боши, он встречался здесь с парнями из английской разведки. Так что эта забегаловка имеет особую атмосферу. Вам ясно, что я имею в виду.

Добравшись до этой развалины, я заметил проволоку от звонка, свисавшую сбоку от двери. Я дернул за нее, загнал папиросу в угол рта и стал ждать ответа, раздумывая о дамочке, с которой обедал.

Может, я вам уже говорил, ребята, что причиной трех четвертей всех жизненных неприятностей являются бабенки, а остальная четверть происходит из-за денег. На них наплевать. Все, что не связано с женщинами, можно не принимать близко к сердцу. Это всерьез никого не затрагивает.

Прошло минуты две, и дверь отворилась. В проходе горел тусклый свет, а на пороге стоял и таращил на меня глаза высокий, худой, загорелый парень. С иронической складкой губ и симпатичными серыми глазами. Он сразу мне понравился.

— Вы Лемми Кошен? — спросил парень.

— Да-а-а, так говорила моя мать.

— Я Джимми Клив, частный детектив из Нью-Йорка. Может, вам обо мне не говорили?

— Я слышал про вас. Как дела, Джимми?

— Ничего себе. На мой взгляд, после немецкой оккупации жизнь в Париже немного вялая. Не знаю, в чем дело — в спиртном или девочках. Поскольку я не особо увлекаюсь красотками, видимо, расслабляет выпивка. Входите же.

Я вошел в прихожую. Передо мной спиралью поднималась лестница, справа дверь вела в боковую комнату. Все страшно пыльное, если не считать медной ручки с внутренней стороны входной двери. Я пошел за Кливом по лестнице. По дороге он бросил, оглянувшись:

— Здесь ваш приятель. Он с нетерпением ожидает встречи.

— Да? Кто такой?

— Паренек по фамилии Домби. Как я понял, он раньше с вами работал.

— Да. Симпатичный парень, только слишком много говорит. Ну и девочек любит. А тут можно перекусить?

— Найдется. Домби прихватил бутылку,— ответил Клив, открывая дверь.

Мы вошли в небольшую комнату. Пара стульев, низенькая кровать на колесиках, которую на день принято задвигать под большую кровать. У окна стоит нечто, отдаленно напоминающее бар. На нем бутылка, похоже виски. Мне она кажется чуточку подозрительной. Рядом — бокалы и графин с водой.

— Хелло, Домби! — сказал я.— Как дела? Мы не виделись года два. Ты помнишь лондонское дельце?

— Помню, помню, такой-разэтакий. Ты тогда переманил у меня хорошенькую девчонку. Разве это забудешь?

— Послушай, я никогда ни у кого не уводил девочек. Уверяю, она покинула тебя по собственному желанию. Но я понимаю, что тебе это не понравилось.

— Вот еще, стал бы я переживать из-за бабенки. Самое трудное — от них отвязаться. Ну, а во мне что-то есть. Парижские девочки, похоже, это сразу поняли. Во всяком случае, у меня сложилось такое мнение.