Словно старик, чье горло подобно горшку с мокротой, Мененхетет забулькал, смеясь над теми грязными проделками, что нас ожидали. — Поставь перед Ра одну из богинь, — сказал он, — или скользкую от грязи старую свинью — для Него все было едино. Они все ему нравились. Единственной Его заботой было найти себе жену похолодней, чтобы та могла переносить Его пыл. Поэтому он и остановил Свой выбор на Богине неба. — Мененхетет снова зашелся смехом. — Ра мог придавать Своему члену любую из сорока двух форм, присущих разным животным: барану, быку, бегемоту, льву — выбирай любого! — но однажды он сделал ошибку, сказав Нут, что ему не нравится утолять Свою страсть с коровой. Разумеется, Она избрала Своим местопребыванием тело коровы. В браке всегда так бывает. — Он кивнул. — Как только ей представлялась возможность, Нут устремлялась вниз, чтобы вываляться в грязи с Гебом. Какое скотство! Для женщины нет мести слаще той, когда измены происходят прямо под носом у ее мужа. Ра так разъярился, что в течение следующих пяти ночей в Ее чрево попало пять младенцев. Ра и Геб просто не слезали с Нее, так что от земли шел пар, а небо было затянуто густым туманом.
Теперь Мененхетет умолк. На его лицо легла тень грусти, словно то, о чем он собирался рассказать далее, нельзя было назвать забавным. — Так вот, — сказал он, — зачал ли этих пятерых отпрысков Ра (чьими детьми Их немедленно объявили), или они произошли от Геба, навсегда останется тайной, однако от того или другого, но Нут в первый час родила Осириса, во второй — Хора, в третий из бока матери вырвался Сет, проделав таким образом в небе прореху, через которую могут ударять молнии. Исида вышла с влагой росы, а Нефтиде, рожденной последней, было дано Тайное Имя — Победа, ибо Она была самой прекрасной. Однако Ей суждено было выйти замуж за Своего брата Сета, тогда как Исида обручилась с Осирисом (хотя об Исиде и Осирисе говорили, что Они любили друг друга еще во чреве матери). В подобных обстоятельствах как можно спрашивать, кто кому приходился наполовину братом или сестрой?
В этом месте рассказа его голос зазвучал так близко к моему уху, что я уже перестал понимать, каким образом мне передается его знание. Когда я закрыл глаза, мне даже ненадолго показалось, что все это происходит со мной, и я, конечно, смог услышать голос Ра.
«Я гляжу на Моих детей, — кричал Он, — и не знаю, Они Мои или Они ползучие отродья каверн Геба. Если я прокляну Их, я причиню ущерб Себе, так как не знаю, незаслуженным ли будет Мое проклятье или недостаточно действенным».
Три брата — Хор, Осирис и Сет — и сестры — Исида и Нефтида — жили в доме, полном дурных предзнаменований. Даже будучи детьми, Они играли в измену и мечтали об убийствах. Проклятье Ра перешло как в союз Исиды и Осириса, так и в брак Сета и Нефтиды.
Однако какими же они были разными. Исида любила Осириса, находя Его привлекательнее Себя, тогда как Нефтида была несчастна. Плоть Сета опаляла ее нутро. Под огнем Его рвения, Ее жгли раскаленные камни пустыни. «Как могу Я носить имя Победа, — спрашивала Нефтида, — если Мое чрево горит, когда Он входит в Меня?» Осирис же был прохладен, как тень оазиса. Его пальцы были нежны, когда он передавал Ей блюдо. И пришла ночь, когда Нефтида изменила Своему мужу с Осирисом.
Надо сказать, что у Сета было растение, расцветавшее каждую ночь, когда Он возвращался домой, однако в этот вечер голова цветка поникла.
«Подними свое лицо, — сказал Сет, — ибо Я здесь».
В ответ растение зачахло. Теперь Сет знал, что Нефтида была с Осирисом, и, когда Она вернулась домой, Он увидел, что ночь с Его братом была для Нее прекраснее любого часа, проведенного с Ним. Потом Нефтида призналась, что зачала, но с такой радостью в голосе, какой Он никогда еще не слыхал. Стыд взрастил ненависть Сета. Он совокуплялся с Нефтидой каждую ночь, а мысли об Осирисе подхлестывали Его бедра, превращая их движения в бешеный галоп. Он трудился с таким усердием, чтобы погубить плод Ее чрева, что мать стала чувствовать отвращение к тому, что носила. В час родов Нефтида плакала и не могла смотреть на лицо младенца. Зачатое в красоте, это создание появилось на свет столь же уродливым, как надругательство над Ее чревом. Низменная злоба отразилась в лице новорожденного, от которого исходил дурной запах — родился Анубис, Бог с головой шакала. Нефтида отнесла этого Анубиса в пустыню и беззащитного оставила его там. Однако Ее сестра Исида решительно воспротивилась тому, чтобы младенец пропал. Пусть Анубис и был доказательством самого вероломного часа в жизни Ее мужа, все равно Исида знала, что он не должен погибнуть.
Тут Мененхетет сказал вслух: — Кто бы ни родился от предательства, он не должен погибнуть насильственной смертью.
— Почему же? — спросил я.
— Потому что, когда люди умирают в ярости, зачинаются злые духи.
Мне не понравилось то, что он сказал. Как пришел мой собственный конец? Чтобы скрыть свою неловкость, я сказал ему: — О тебе говорили, что ты убивал всякого раба, который не хотел работать.